Н. Пинегин - В ледяных просторах

В этот день я долго лазил по склонам и россыпям, перебредал пресное озерко на перешейке, фотофафировал гнездо снежного жаворонка и птенцов его — пресмешные создания, слабые настолько, что при попытке сделать пару шагов они непременно спотыкались о собственную голову, вооруженную клювом по росту непомерным. В заключение своей работы я должен был снять цветною фотофафией кое-какие цветы — тут особенно крупны полярные маки. В поисках хорошего экземпляра я лез все выше и выше, — нашел. Солнце светило особенно ярко, крутизна скал манила подняться еще — я незаметно оказался на вершине Рубини-Рока, считавшегося у нас неприступным.

Жутко смотреть в стосаженную бездну обрыва. Бросишь камень, он скрывается из глаз, падения не видишь, столкнешь крупный обломок — он разбивается об уступ, а птичье население серым облаком, как пылью, затягивает синюю тень на льду.

Наверху ровное мертвое поле, ни травинки, ни живых существ. Только лишайники покрывают выветрившиеся камни. Я сложил высокий гурий на западном краю скалы.

Приближалось полярное лето. Теперь наш путь лежал не к северу, — на юг, но, как и прошедшим летом, мечтать об освобождении «Фоки» начали задолго до возможности. Но так и нужно. Нелишне быть начеку, когда готовишься к плаванию по дальним северным морям. К первым числам июля мы сделали все, чтоб «Фока» мог выйти из бухты под парами. Сняли и распилили на дрова утлегарь и высокую стеньгу [99]бизань-мачты. Получилась хорошая поленница дров. Однако, ее хватило бы только поднять пары; пришлось выпилить часть фальшборта [100]. Собрали в одно место остатки кубрика, грузовой палубы, кладовых и всякий горючий хлам. На случай, если б корабль не мог дойти своими силами до мыса флоры, где можно набрать еще немного топлива, а нам пришлось бы держать дальнейший путь в баркасе, — мы приготовили его к далекому плаванию. Все научные работы экспедиции на такой случай запаяли в цинковые ящики.

«Фока» стоял недалеко от большой полыньи, огибавшей о. Хукера. От воды отделила узкая полоска льда. Пробивая канавки, к восьмому июля отвалили большую часть льда. Стали появляться моржи. Первого я видел 22 апреля во время охоты на медведя-великана; с июля мы часто видели моржей на воде. Говорили: хороший признак, — открытая вода недалеко! Один, одержимый любопытством, повадился посещать «Фоку» ежедневно почти в одни и те же часы. Опираясь клыками на лед, сопя со скрипом и хрипом, он подолгу смотрел на «Фоку», нырял и опять долго пыхтел и неодобрительно разглядывал работавших ледяной пилой и кирками. Матросы прозвали моржа «ревизором».

Восьмого июля два чудовища напали на Пустошного во время охоты на птиц. Один занес клыки над каяком. Что ему нужно было? Пустошный должен был выстрелить в морду, чтоб отогнать опасного соседа.

С начала июля мы прекратили почти все научные работы, за исключением метеорологических наблюдений, переведенных в походный порядок. Распределили должности по кораблю. Капитаном, естественно, остался Сахаров; он выбрал помощниками Визе и меня. За смертью Зандера мы остались без механика; из машинной команды осталось два кочегара — Коршунов и Кузнецов. Кушаков в прошлое лето был практикантом за помощника механика, однако когда предстояло такое серьезное дело, как сборка машины, — он не мог быть полезным. На положении старшего механика оказался Коршунов, больной, не способный ходить. Машину предоставили в его распоряжение — судьба экспедиции зависела от его уменья. Скромный Коршунов оказался хорошим механиком-практиком. Три недели маленький человек стучал молотком, сверлил, чистил все части, завинчивал гайки «до места», поднимал на талях тяжелые части, потом потребовал людей помочь провернуть вал и сказал: «Машина готова. Пока будет топливо, со стороны ее задержки не ждите».

Десятого июля «Фока» качнулся на свободной воде. Канал к полынье пилили больше недели. Работы хватило бы надолго — помог шторм. Он наделал трещин во льду. Оттолкнуть ломанный лед было не трудно. Шторм разразился двенадцатого июля; потом два дня стояли туманы. Когда разъяснило, мы поняли: минута отплытия близка.

Весь день 14-го — усиленные разведки. Павлов и Кушаков ездили на о. Скотт-Кельти, остальные осматривали лед с вершины Хукера. К сожалению, воздух был насыщен парами — видимость не больше 25 километров. В моем дневнике отмечено: «В северной части Британского канала лед поломан. Между островами Нансена и Хукера широкая полынья; другая от Британского канала тянется в пролив Мирса. О, если так будет дальше, через неделю мы выйдем!»

Через два дня лед разредился. Открылось совещание, — не пора ли двинуться в путь? Решались два вопроса: ехать ли немедленно или подождать несколько дней, чтобы дать время льдам еще разредиться? Второй вопрос: идти северным путем вокруг о. Хукера или южным — по каналу Мирса? Решили: плыть северным путем, не теряя времени.

Семнадцатого июля в десять часов утра подняли якорь. Проходя мимо мыса Зандера, приспустили флаг и отдали траурный салют — последнее прощание с погибшими.

Мы шли вдоль знакомых берегов. Через несколько часов «Фока» обогнул мыс Маркхэм и недалеко за ним уперся в неломанный лед. Поворотили обратно, чтоб пробиваться каналом Мирса. Недалеко от места зимовки, когда «Фока» огибал о. Скотт-Кельти, случилось несчастье: «Фока» сел на мель. В это время я находился в наблюдательной бочке. Не видя прохода среди громадных ледяных полей, я крикнул вниз нашему капитану: «Не пройти ли у берега — там единственная лазейка?» Максимыч направил корабль под берег. Мне было видно: глубина резко уменьшилась. Бросили, лот и как раз в мгновение, когда лотовый крикнул: «три сажени», судно влезло на мелкое место у самого берега. «Фока» сел не крепко. На наше несчастье произошла смена приливных течений. Ледяное поле в поперечнике больше километра двинулось на нас, — «Фока» поехал на берег. Давление длилось недолго, но корабль был выкинут на мель всем днищем. Выглядело так, как будто бы старый «Фока» пришел к своей последней стоянке!

Бывают в жизни моменты, особенно располагающие к подвижности мозгов. Мы сообразили: не нужно убирать ледяных якорей, занесенных ранее на поле, с надеждой, подтянувшись к нему, сняться с мели, — поле должно пойти прочь, когда сменится приливное течение. Постарались облегчить судно, как могли: в цистернах «Фоки» было налито вместо балласта около 35 тонн пресной воды, выкачали ее; без сожаления выкинули якорь тонны в две весом со всей его цепью. В самом деле: поздней ночью поле двинулось от берега и стащило корабль на свободную воду.

Спустился туман. Всю ночь мы шли по каналам между крупными ледяными полями. Один такой канал повел «Фа-ку» сначала на юг, потом, предательски и незаметно уклоняясь, направил нас на С.-В. к какому-то берегу. Под вечер 18-го туман слегка рассеялся. Мы разобрали, что вблизи южного берега о. Хукера имеется проход. Немедленно воспользовались им. На следующий день мы подходили к мысу Флоры. Когда «Фока» покинул бухту Тихую, кучка топлива, сваленная в пустые угольные ямы, была невелика. У мыса Флоры мы подсчитали: котлы были под парами в течение 40 часов. Нужно оговориться: первоначальная кучка растаяла быстро. А потом, пред открывшимся проходом, нельзя было задумываться — мы принялись за каюты на правом борту.