К. Газенвинкель - Обские пираты прошлого века

Многоводная, величественная Обь, с своим огромным притоком Иртышем, была и сейчас является важнейшею, жизненною артерией всей Западной Сибири. По Оби и её притокам шло заселение края русскими, по ней же и теперь тысячи переселенцев передвигаются в погоне за пресловутыми «кисельными берегами сибирских медовых рек». На этом пути, измеряемом тысячами верст, все глухо и пустынно; редкие поселения, разбросанные иногда на сотни верст друг от друга, немного, конечно, способствуют оживлению местности. А между тем, этот путь единственный, исконный торговый путь, соединяющий восточную Россию с центральною Сибирью. С распространением в XVII веке русского населения на восток, рекою Обью стали пользоваться для доставления во вновь созданные города и остроги всякой государевой казны, хлеба и других жизненных продуктов. За государевыми судами с казной и служилыми людьми вскоре потянулись и купеческие суда с товарами. Конечно, подобные путешествия предприимчивых торговцев по краю, номинально лишь признававшему в то время русское владычество, были не безопасны; сильно рисковали они, но ведь и было чем рисковать: барыши, получаемые ими от торговли, с избытком покрывали издержки и риск предприятия. По мере замирения прибрежных татар, остяков, самоедов и соответственного укрепления правительственной власти в крае, великий обский водяной путь становится безопаснее для торговцев; им приходилось считаться лишь с препятствиями природными, да разве еще удовлетворять грабительским наклонностям неразборчивых в средствах воевод и служилых людей, зачастую бравших с них пошлину не только «на государя», но и прямо за свой счет. Такой сравнительно благоприятный период продолжался не особенно долго; уже в начале XVIII века правительство организовало правильную ссылку преступников в Сибирь, и, конечно, при этом не могло не воспользоваться обским путем. Потянулись караваны колодников, людей отчаянных, которым терять было нечего. Условия препровождения их, к несчастью, не могли не оставлять желать лучшего. Отдаленная Сибирь никогда не отличалась многочисленностью местных военных сил, да и те, которые там были, сосредоточивались в XVIII веке по преимуществу на юге, составляя кордон, ограждавший Сибирь от набегов немирных кочевников. На Оби и по её притокам, не смотря на то, что административный центр страны — Тобольск, помещался именно в этом районе, войск было немного, а свободных, которыми можно было бы воспользоваться для конвоирования арестантов, и совсем мало. Неудивительно, поэтому, что конвойные команды значительно уступали, по численности своей, сопровождаемым ими колодникам, и благополучная доставка арестантской партии на место зависела главным образом от находчивости, ловкости и сметливости начальников конвоя, устраивавших так, что небольшая горсть вооруженных людей оказывалась в состоянии сдерживать превосходящую ее в несколько раз толпу отчаянных головорезов и разбойников.

Безлюдность края и отдаленность друг от друга прибрежных селений не могли благоприятствовать побегам в одиночку; всякий, решившийся на такой побег, должен был погибнуть неминуемо. Возможны были лишь побеги массой, когда бежавшие, сильные своею численностью и непреклонным, ничем не сдерживаемым стремлением к свободе, являлись, так сказать, хозяевами побережья. Силою отбирая у прибрежных жителей лодки, оружие, съестные припасы, скрываясь от преследования в бесчисленных протоках и заливах обских, они грозной тучей проходили побережье, пробираясь затем из Оби в Сосву, где, оставляя реку, направляли свой путь через Урал в Россию. Партии таких колодников, настоящих обских пиратов, наводили ужас на местное население; не только беззащитный деревни, но и укрепленные города далеко не всегда могли считать себя в безопасности от возможного нападения этих разбойничьих шаек. Горе было купеческому судну встретиться с флотилией бежавших колодников. Большею частью вполне беззащитное, такое судно представлялось легкою и заманчивою добычею, тем более желательною, что овладение им являлось для бежавших вопросом жизни и смерти. Ведь если малонаселенность обского побережья благоприятствовала вообще массовым побегам колодников, то та же самая причина была для них и гибельна. На сотни верст нет жилища, нет следовательно и хлеба; мало было одолеть конвой и бежать, следовало еще раздобыть необходимые съестные припасы, вот почему встреча с «купцом», богатым не столько деньгами и товарами, сколько припасами и оружием, составляла обстоятельство первой важности, являлась счастливою случайностью много способствующей удаче предприятия. Нет сомнения, что при бедности местного населения и крайней скудости хлебных запасов, которыми правительство по необходимости снабжало посельников этих неприютных стран, где и хлеб не родится, колодники, в своих набегах на прибрежные селения, не многим могли поживиться и, следовательно, этим путем лишь в весьма незначительной степени обеспечивали свое дальнейшее существование. Встреча с купеческим судном и удачный захват его в известной мере гарантировали им возможность благополучного исхода побега, возможность так или иначе выбраться из негостеприимной пустыни и вернуться в тот заветный край, откуда они изгнаны были навсегда.

Сохранившиеся архивные документы описывают несколько характерных случаев подобных побегов, с которыми мы и позволяем себе ознакомить читателя.

5-го июня 1745 года мирные обыватели Сургута, маленького, глухого городка на Оби, были встревожены лихою вестью: прошел слух, что около города появилась шайка беглых каторжников; передавали даже, что их видели в самом городе, что они успели уже кое-кого пограбить, что добираются даже до самого воеводы и думают сжечь город. Конечно, народная молва зашла по обыкновению далеко вперед, но факт появления колодников близ города оказался верен. Все видели, как воевода Еропкин, озабоченный и угрюмый, спешно прошел из своего дома в воеводскую канцелярию, где долгое время тайно беседовал с каким-то поручиком, прибывшим в ночь перед тем Из Тобольска. Не прошло незамеченным и то обстоятельство, что воевода распорядился тотчас же послать за казацким сотником Торопчаниновым и строго-настрого ему что-то наказывал, топал ногами, сердился… Возбужденное до крайности народное любопытство нашло, наконец, себе удовлетворение. На воротах дома, где помещалась воеводская канцелярия, появилось объявление, и каждый грамотный мог прочесть следующее: