Андрей Пржездомский - Секретные бункеры Кёнигсберга

Перед зданием Инвестбанка, что в центре Калининграда, есть небольшой остроконечный скверик, где сходятся Ленинский проспект и Житомирская улица. Мимо проезжают, громыхая по рельсам, трамваи, обдающие прохожих выхлопными газами автобусы, кряхтящие троллейбусы, бесконечные потоки спешащих автомашин, преимущественно иностранного производства. «Российский форпост» на западе, как, собственно, и его «собратья» на востоке — Хабаровск и Владивосток, — отличается тем, что на улицах трудно встретить отечественные автомобили.

На тротуаре у сквера всегда многолюдно, потому что здесь остановка трамвайных, троллейбусных и автобусных маршрутов, а кроме того, множество самых разных магазинов и развлекательных заведений. Томясь от городской духоты летом или переступая с ноги на ногу в морозные зимние дни, калининградцы не представляют, что буквально под ними, под толстым слоем земли и асфальта, скрывается еще одна тайна Кёнигсберга. Теперь даже трудно себе представить, что когда-то на том месте, где сейчас проезжая часть улицы с поблескивающими на солнце трамвайными рельсами, стояла одна из старейших церквей Пруссии — Штайндаммская кирха с невысокой колокольней, увенчанной остроконечной крышей.

Из «Путеводителя по Кёнигсбергу и окрестностям»

Вальтера Зама. Кёнигсберг, 1922 год

«Штайндаммская (ранее польская) кирха. Впервые упоминается в 1256 году. Достойна внимания, как, вероятно, самый древний храм города. Ее фундамент располагается на четыре ступени ниже мостовой, которая значительно поднялась в течение столетий.

На капителе алтаря картина кёнигсбергского художника Антониуса Мёллера „Страшный суд“ упоминается уже в 1640 году. Кафедра в стиле рококо. В 1886 и 1905 годах церковь была основательно отреставрирована и служит теперь также в качестве университетского храма».

Из книги Рихарда Армштедта и Рихарда Фишера

«Краеведение Кенигсберга в Пруссии».

Кенигсберг, 1895 год

«Штайндаммская кирха вызывает большой интерес не своей архитектурой, а историей. Она является… старейшим храмом Замландии… филиалом Альштадтской приходской кирхи… Оленья голова, изображенная над входом в зал, где происходит таинство крещения, напоминает, согласно легенде, о том, что когда-то во время богослужения при словах 42-го псалма „Как олень стремится к чистой воде, так и дума моя, Господи, стремится к тебе“, в храм действительно забежал благородный олень…

Богослужение было прервано… во время Семилетней войны… Русские проводили в этой церкви греко-католическую службу — три медные люстры с изображением двуглавых орлов напоминают об этом, а французы в 1807–1814 годах превратили кирху в лазарет…»

Из «Списка исторических памятников архитектуры Калининграда». 1956 год

«Штайндамм-кирха. Построена в 1256–1258 гг. (состояла в списках исторических памятников). Находится на Штайндаммштрассе, ныне ул. Житомирская. Сооружение разбито прямым попаданием авиабомб. Сохранилась алтарная часть, восточная сторона с куполом свода и частично сохранилась северная стена…»

Кирха привлекла к себе внимание еще в первые послевоенные годы. Когда наши войска вступили в Кёнигсберг, она, в отличие от многих поверженных в прах построек Штайндамма, сохранилась сравнительно неплохо. У нее даже уцелела часть крыши и остроконечная колокольня. Буйная зелень площади, на которой стояла полуразрушенная кирха, скрывала нагромождение обломков рухнувших зданий и кучи щебня. Пробивающийся бурьян подобрался к подножию памятника — двум склоненным друг к другу фигурам из камня — солдату и женщине в платке. На пьедестале виднелась короткая надпись фрактурным готическим шрифтом «für uns», что с немецкого переводится лаконичной, но емкой фразой «за нас».

Из книги Герберта Мюльпфорда

«Кёнигсбергские скульптуры и их мастера. 1255–1945». Вюрцбург, 1970 год

«Кауэр Станислаус… „für uns“. Памятник павшим в Первой мировой войне… Торжественно открыт в конце сентября 1931 года. Ракушечник. Пьедестал из искусственного камня.

Местонахождение: площадь Штайндаммер Кирхенплац… Судьба неизвестна».

Сюда, на площадь, и привел участкового военного коменданта города подполковника Рычкова немец Франц Бильке, владелец кафе, расположенного в полуразрушенном здании бывшего универмага «Дефака» на Штайндамм. Предприимчивый делец, постоянно предлагавший свои услуги комендатуре, отлично говорил по-русски. Рычков знал, что он родился в Советском Союзе, жил с родителями в Ленинграде.

Отец Бильке, немец по национальности, с воодушевлением воспринял приход Гитлера к власти в Германии и уговорил жену переехать в родной «фатерланд» [50] Vaterland (нем.) — отечество. . Пятнадцатилетнему Францу надо было привыкать к новой жизни. Друзья, родная Лиговка, кинотеатр «Сатурн» и танцплощадка в парке Урицкого — все это осталось в прошлом. Через несколько лет, когда Франц уже достаточно освоился в Германии, окончил школу и стал работать шофером на мебельной фабрике, один из родственников отца помог ему поступить на курсы подготовки летчиков транспортной авиации в Штаакене под Берлином. Окончив ее в 1940 году, он был направлен в Кёнигсберг, где стал летать на самолетах гражданской авиации. Из аэропорта Девау он совершал регулярные рейсы в Мемель и Данциг. На внешние линии Франца не пускали, по-видимому, по причине определенных сомнений в его благонадежности. В связи с этим, вероятно, он не был призван в армию и почти всю войну пролетал на стареньком транспортном «фокке-вульфе», перевозя пассажиров и почту.

Только в 1943 году Франц Бильке был призван в люфтваффе [51] Luftwaffe (нем.) — Военно-воздушные силы гитлеровской Германии. . В первом же воздушном бою где-то в районе Сталинграда он был ранен, долго провалялся в госпитале, вышел из него уже поздней осенью, скрипя протезом и опираясь на трость. К этому времени Красная Армия подошла к границам Восточной Пруссии, и большинству немцев, ранее не сомневавшихся в победе германского оружия, стало ясно, что дело идет к полному краху. Неосторожное, ироничное слово, брошенное Францем в одной из длинных очередей в адрес «фюрера — спасителя нации», и анекдот, рассказанный им в толпе, привели к тому, что он неожиданно был арестован. Положение Бильке было безнадежным. Тюремная камера, битком набитая «распространителями панических слухов» и дезертирами, вылавливаемыми полевой жандармерией по подвалам заброшенных домов и в окрестностях города, с ужасом ожидала развязки. Среди арестованных с трепетом называлось имя надзирателя тюрьмы Фрица Герценбаха, с нескрываемым сладострастием выполняющего роль палача.