Юрий Ненахов - Войны и кампании Фридриха Великого

К сожалению, план содержал много оговорок и рассуждений, ослаблявших данное указание. В частности, заранее выдвигалась на важное место возможность трудности продовольственного снабжения: оговаривалось, что после соединения союзных армий «недостаток в пропитании принудил бы их паки разойтись и назад отступать». Рассматривая случай, «как долго вы не в самой с графом Дауном близости или соединении, а напротиву того, король прусской посередине вас находился бы», составители плана безоговорочно рекомендовали уклоняться от сражения, «ибо в таком случае искусная ретирада… стоит почти целой победы». План предлагал командующему армией наступать к Каролату (на Одере), но допускал возможность выбрать направление несколько севернее, на Кроссен (также на Одере, приблизительно в 50 километрах ниже Каролата).

Как видим, при этом Фермору совершенно не разъяснили, где именно он должен встретить австрийцев и чем руководствоваться при маневрировании: «вверх или вниз по течению Одера». Однако Виллиму Виллимовичу не довелось реализовать положения этого плана. Опыт кампании 1758 года убедил правительство в том, что В. В. Фермор не проявил качеств, необходимых для главнокомандующего армией. Кроме того, инспекция генерала Костюрина показала, что Фермор непопулярен в армии и им «большею частию, хотя не смеют роптать, но недовольны». Костюрин писал в докладе: «Многие со мною генералитет и штаб-офицеры в рассуждении говорили, что все желают командиром быть российскаго. В том числе в войске Е. И. В. в службе из немцов… тож желание имеют, когда б главной между ими был российской».

Весной 1759 года было принято решение об отстранении Фермора от командования. Однако последний, «человек во всем и всегда осторожный», успел обратиться с просьбой освободить его от командования войсками (в Петербурге говорили, что сделал он это по «настоятельной рекомендации» со стороны Конференции). 31 мая был назначен уже третий главнокомандующий — 60-летний генерал-аншеф Петр Семенович Салтыков.

Назначение это было совершенной для всех неожиданностью. Наверное, любой читатель военно-исторической литературы знает характеристику Салтыкова, которую ему дал русский писатель Андрей Болотов, находившийся при армии во время войны. Болотов, видевший нового главкома в Кенигсберге, на его пути в действующую армию, так писал о Салтыкове: «Старичок седенький, маленький, простенький, в белом ландмилицком кафтане, без всяких украшений и без всех пышностей, ходил он по улицам и не имел за собою более двух или трех человек. Привыкнувшим к пышностям и великолепиям в командирах, чудно нам сие и удивительно казалось, и мы не понимали, как такому простенькому и, по всему видимому, ничего не значащему старичку можно было быть командиром столь великой армии и предводительствовать ей против такого короля, который удивлял всю Европу своим мужеством, проворством и знанием военного искусства. Он казался нам сущей курочкой, и никто и мыслить того не отваживался, что мог учинить что-нибудь важное».

Салтыкову в военной историографии, образно говоря, не повезло. Некоторые вопросы, связанные с его жизнью и боевой деятельностью, получили отражение в русской историографии, однако существенной, полнокровной работы, посвященной ему, пока еще не создано, хотя личность полководца весьма притягательна и интересна. А главное, именно с П. С. Салтыкова начинается процесс укрепления национальных начал в развитии военного искусства России. Личность П. С. Салтыкова предстает перед нами с некоторым оттенком загадочности. Задушевность, обаяние, внимательное и бережное отношение к солдату, удивительная скромность — так характеризуют Салтыкова его современники. Складывается впечатление, что исторические обстоятельства как бы препятствовали проявлению полководческого дарования Салтыкова. Ни до, ни после Пальцига и Кунерсдорфа ничего особого его военная биография не содержит.

Однако Болотов несколько заблуждался насчет Салтыкова. Генерал был весьма близок к царствующему дому. Его отец, генерал-аншеф Семен Андреевич, по линии матери состоял в родстве с императрицей Анной Иоанновной. Это обстоятельство обеспечило начало карьеры Салтыкова-младшего.

Он начал службу в 1714 году солдатом в гвардии, а вскоре в числе других «пенсионеров» был направлен Петром I во Францию для обучения морскому делу (Салтыков служил во французском флоте более 15 лет). В 1734 году, уже в чине генерал-майора, он принимал участие в войне за Польское наследство. В 1742 году генерал-поручиком сражался против шведов под командованием фельдмаршала Ласси, с 1743 года, после подписания мира со Швецией в составе корпуса Кейта (командовал арьергардом), находился в Стокгольме на случай выступления против «замиренной» и уже ставшей дружественной Швеции датских войск. По возвращении из Стокгольма принял Псковскую дивизию, в 1754 году стал генерал-аншефом, а в 1756 году был назначен командующим украинскими ландмилицкими полками, а кроме того, имел придворное звание камергера.

Солдаты любили Салтыкова за уже упомянутую простоту и «необычайную невозмутимость в огне». Он обладал творческим отношением к военному делу, незаурядным умом, энергией и в то же время осторожностью, хладнокровием, твердостью и сообразительностью в минуту опасности, стремился видеть все по возможности своими глазами, дабы затем самостоятельно разрешать возникающие проблемы. Это и стало теми данными, благодаря которым 60-летний, неизвестный до тех пор русский генерал оказался достойным соперником наиболее выдающегося полководца Европы середины XVIII века.

Тем временем выяснилось, что армию не удалось укомплектовать и на 50 %. Согласно генеральному плану и уступив настойчивым требованиям Австрии, она вышла в поход от Бромберга к Познани в начале нюня, не дождавшись прибытия пополнения, с целью сосредоточения в окрестностях этого города. К месту назначения войска прибыли только через месяц, где и был получен рескрипт Конференции, передававший командование графу Салтыкову (Фермор получил одну из трех дивизий). Прибывший к армии и принявший командование 30 июня Салтыков получил уже известное нам указание соединиться с австрийцами в пункте, который они назначат сами («буде Даун не согласится у Каролата, то у Кроссена»). Кроме того, главнокомандующему предписывались следующие любопытные меры: «не подчиняясь Дауну, слушать его советов» (!), не жертвовать армией ради австрийских интересов и, наконец, не вступать в бой с превосходящими силами («превосходящих» хотя бы одного из союзников сил у пруссаков не было даже в 1756 году, не говоря уже о 1759-м). Таким образом, положение армии было трудным и неопределенным.