Иван Ладынин - История Древнего Востока

Кроме того, как верховный собственник земли, государство создавало крупные царские и храмовые хозяйства, где трудились различные категории подневольных и зависимых работников. В эпоху бронзового века индивидуальным трудом было невозможно создать и накопить сколько-нибудь значительный прибавочный продукт, поэтому развитие производительных сил и создание общественного богатства шло в рамках крупных хозяйств, только так дворец и храм были в состоянии организовать производственный процесс на принципах кооперации и специализации организованных в трудовые отряды работников, что обеспечивало более высокую по сравнению с деятельностью индивида производительность труда и экономический прогресс.

Усложнившиеся социально-экономические связи и отношения способствовали проникновению государственных структур и чиновничьего аппарата во все сферы жизни и деятельности общества. Человек попадал в зависимое от государства положение, при котором формы хозяйственной, религиозной и политической жизни и даже отношение к другим людям определялись не им самим, а стоящей над ним властью. Однако, несмотря на абсолютное доминирование государства над обществом, древневосточную деспотию не следует представлять как систему необузданного проявления всевластия верховного правителя, который не считается ни с чем, кроме своих желаний. Деспотия базировалась на строгом и обязательном для всех всеобщем законе, который представлял собой совокупность социально-этических и религиозно-правовых норм, провозглашавших изначальной ценностью абсолютную власть деспота.

Эти нормы и жесткая система организации жизни общества и контроля над ним оптимально соответствовали древневосточному типу человека и всецело поддерживались подданными. Древневосточная деспотия выступала стабильной и гарантированной моделью существования общества. В социально-психологическом плане она была приемлемой и привычной для населения, которое не мыслило себя без этого «извечного и справедливого порядка вещей». Наоборот, гибель структур деспотического государства влекла за собой развал ирригационной системы земледелия, всей экономической модели хозяйствования, неурожаи, голод.

Кроме того, в силу специфики начального периода цивилизационного развития Древнего Востока, когда еще не было четкого разграничения различных сфер жизни, государство возглавило и экономическую, и социально-культурную, и религиозную, и идеологическую сферы жизни древневосточного общества. Помимо деспотии, на Древнем Востоке существовали и другие формы политической власти – ограниченные монархии и олигархические (аристократические) республики.

Многообразие природных условий и неоднородность общества породили еще одну важную особенность Древнего Востока – многоукладность. В речных долинах с поливным земледелием были иные формы хозяйствования, нежели в зонах богарного земледелия, в степях, предгорьях, оазисах, приморских городах. Очень важную роль играла структура и размеры основной производственной ячейки (царское или храмовое хозяйство, поместье вельможи, хозяйство свободного общинника или различных типов подневольных работников).

При всем разнообразии и изменчивости культур Древнего Востока большинство из них имеет ряд общих черт, складывающихся в особую систему – так называемое мировоззрение архаики [1] , а носителем этого мировоззрения выступает архаический культурно-исторический тип человека. Основные элементы этого мировоззрения – представления о духах и богах, способах общения с ними, магии, о существовании у человека души, переживающей тело, о загробном мире и т. д., изложенные в мифах, – казалось бы, хорошо известны науке. Тем не менее сами его основы толкуются специалистами по-разному. Разногласия между исследователями существуют прежде всего по вопросу о том, каково было соотношение коллективного (в том числе государственного ) и личностного начал в менталитете архаики, иррационального и рационального, а также по вопросу о соотношении дорационального (т. е. религиозной веры и утверждений, основанных на кажущихся очевидными спонтанных ассоциациях) и рационального (т. е. логического анализа и осмысления объективного опыта) в архаическом мышлении.

На одном полюсе здесь оказываются концепции, согласно которым феномен личности во времена архаики еще не сложился, причем его появлению во многом препятствовала деспотическая государственность, рассматривавшаяся как самодовлеющая высшая ценность (именно такой смысл ученые XIX и XX вв. вкладывали в само понятие «восточная деспотия»), а представления о богах были основаны на иррациональной вере и благоговейном преклонении перед могуществом «сверхъестественных сил». Предполагается, что и само личное сознание толком еще не выделилось тогда из коллективного, так что люди преклонялись перед богами, обществом и властью как самодовлеющими началами, имеющими априорный, безусловный приоритет перед людьми как личностями, их жизнью и потребностями. На основе именно таких концепций до сих пор строятся расхожие представления о нравах и мировоззрениях Древнего Востока.

На другом полюсе стоят концепции, согласно которым личностное начало и рационализм мышления в эпоху архаики были, как это ни парадоксально звучит на первый взгляд, примерно такими же, как в современном мире, и лишь несравнимая с современностью скудость достоверных знаний о мире, а также специфические условия экономической жизни приводили к тому, что при примерно той же системе ценностей и тех же основах мышления, что и у нас, картина мира и социальные установления архаической древности в конечном итоге разительно отличались от современных. Авторы настоящего учебника в основном придерживаются именно этого взгляда. С нашей точки зрения, ошибочными или упрощенными являются распространенные утверждения о самодовлеющем восточном деспотизме; о том, что мышление древнего человека носило принципиально иной характер, чем у современного; о том, что государственность и богопочитание Древнего Востока подавляли человека и сама личность еще не выделилась из коллектива и не осознала свою автономию и свободу воли. Представляется, что при выработке всех этих утверждений некоторые внешние отличия древневосточного менталитета от привычных нам норм и навыков современности принимаются за отличия сущностные. Сохраняющийся в науке принципиальный разброс мнений по этому поводу, а также сложность самих обсуждаемых феноменов заставляют нас осветить их более подробно.

Согласно распространенным сегодня теориям о магико-мифологической картине мира и ее основах, свои суждения о внешнем мире человек первобытности и древности получал не совсем так, как человек современный, пользуясь при этом так называемым мифологическим («магическим») мышлением, а не мышлением современного типа, присущим Новому и Новейшему времени (последнее обычно именуется логико-эмпирическим, или «научным»). У истоков этих теорий стоят прежде всего Л. Леви-Брюльи К. Леви-Строс(во многих других вопросах несогласные друг с другом). Л. Леви-Брюль противопоставляет мышление архаики современному как «дологическое» (эмоционально-ассоциативное) – «логическому», а К. Леви-Строс рассматривает их как два разных типа логического мышления.