Александр Кравчук - Закат Птолемеев

Вначале у царевича не было ни опасений, ни подозрений; проходит день, другой, несколько дней; канделябра не возвращают. Тогда он посылает к Верресу людей с покорной просьбой возвратить канделябр; Веррес велит им прийти в другой раз. Царевич удивлён, посылает вторично; вещи не отдают. Он сам обращается к претору и просит его отдать канделябр. Обратите внимание на медный лоб Верреса, на его неслыханное бесстыдство. Он знал, он слышал от самого царевича, что этот дар предназначен для Капитолия; он видел, что его сберегают для Юпитера Всеблагого Величайшего, для римского народа, и всё-таки стал настойчиво требовать, чтобы дар этот отдали ему. Когда царевич ответил, что этому препятствует и его благоговение перед Юпитером Капитолийским и забота об общем мнении, так как многие народы могут засвидетельствовать назначение этой вещи, Веррес начал осыпать его страшными угрозами. Когда же он понял, что его угрозы действуют на царевича так же мало, как и его просьбы, он велел Антиоху немедленно, ещё до наступления ночи, покинуть провинцию: он, по его словам, получил сведения, что из Сирии в Сицилию едут пираты. Царевич при величайшем стечении народа на форуме в Сиракузах — пусть никто не думает, что я привожу неясные улики и присочиняю на основании простого подозрения, — повторяю, на форуме в Сиракузах, призывая в свидетели богов и людей, со слезами на глазах стал жаловаться, что сделанный из самоцветных камней канделябр, который он собирался послать в Капитолий и поставить в знаменитейшем храме как памятник его дружеских чувств союзника римского народа, Гай Веррес у него отнял; утрата других принадлежавших ему вещей из золота и редких камней, находящихся ныне у Верреса, его не огорчает; но отнять у него этот канделябр — низко и подло» [17] Цицерон, Речь против Гая Верреса («О предметах искусства») (XXVII–XXIX, 62–67), — в кн.: Марк Туллий Цицерон, Речи, т. I, M., 1962, стр.79–81. .

Случай с царевичем Антиохом ярко характеризует отношение римлян к правителям зависимых от Рима государств.

Неудача сирийцев в борьбе за египетский трон доставила Птолемею Авлету большую радость. Пока его царствование было спасено. То, что римляне отправили царевичей ни с чем, позволяло надеяться, что в ближайшем будущем они не предпримут никаких шагов против Египта.

Но царь не мог быть вполне спокоен. В 74 году пришло грозное предостережение, показавшее всем, что Рим иногда медлит, но не забывает никогда! В тот год римляне захватили страну, находившуюся к западу от Египта, — Киренаику (современную Ливию). Присоединение этой страны к Римскому государству формально не было незаконным. Римляне действовали на основе завещания царя Киренаики — Птолемея Апиона [18] Птолемей Апион — побочный сын Птолемея VIII Эвергета II (Фискона) — получил власть над Киренаикой в 116 г. до н. э. по завещанию отца. , который 22 года назад, в 96 году, умирая, передал своё государство в наследство Риму. Подобные завещания не были явлением исключительным. До царя Киренаики так поступали дважды [19] «…так поступали дважды» — автор, очевидно, имеет в виду завещания пергамского царя Аттала III (133 г. до н. э.) и вифинского царя Никомеда IV (75 г. до н. э.). . Как ни странно, в этом был определённый смысл. Объявляя свою последнюю волю, цари приобретали доверие и поддержку Рима до конца жизни. То, что случится после их смерти, им было безразлично, в особенности если не было потомства. К тому же эти правители понимали, что рано или поздно их государства всё равно будут включены в состав Римской державы. Таков был неумолимый ход исторического процесса.

Для Авлета вопрос о Киренаике был важен втройне. Во-первых, эта страна граничила с Египтом; во-вторых, она всегда находилась в зависимости от Птолемеев и, наконец, самое главное — вскоре после захвата Киренаики поползли зловещие слухи, будто у римлян имеется завещание последнего законного египетского царя — Птолемея XI, в котором он назначает своим наследником римский народ.

Никто не видел этого завещания, но упорная молва твердила, что оно есть и в соответствующий момент будет предъявлено. Ссылались также на следующий факт: сразу после смерти Птолемея XI по распоряжению сената в финикийский город Тир были направлены послы, которые завладели хранившимися там деньгами покойного царя. А завещание — так утверждали многие — не только существует, но и признано сенатом как действительное. Пока что Рим захватил только деньги, но скоро придёт очередь и самого Египта!

Всё это звучало весьма правдоподобно.

Вполне вероятно, что, отправляя двадцатилетнего юношу из Рима в Александрию, Сулла потребовал от него вознаграждения за свою поддержку. Будущий правитель огромного государства в тот момент не имел ничего. Он мог отблагодарить Суллу, только завещав свою страну римскому народу. Подписывая этот документ, Птолемей надеялся жить долго, может быть, несколько десятилетий. А за это время многое могло измениться и в Риме и на Востоке. Впрочем, завещание всё равно вступало в силу лишь при отсутствии у царя потомков. Так что Птолемею всё это не должно было казаться ни опасным, ни серьёзным.

Между тем события очень скоро привели к катастрофе. Молодой монарх погиб на девятнадцатый день правления. Он умер, не оставив наследников. Оборвалась законная ветвь династии. А завещание? Что, если оно действительно осталось? Рим не делал никаких официальных заявлений относительно этого документа. Всё сводилось к слухам, догадкам, предположениям.

Ведь только сейчас, через двадцать с лишним лет после смерти Птолемея Апиона, Рим вступает в права наследования Киренаикой! Это ещё раз показало, сколь неторопливыми и вместе с тем внезапными могут быть Действия римских властей.

Совершенно естественно, что в создавшейся ситуации весьма непрочно сидевший на троне Птолемей XII стал особенно заботиться о расположении своих подданных. Он хотел, чтобы в нём видели доброго и справедливого царя. Прежде всего следовало обеспечить себе доброжелательное отношение со стороны жрецов, пользовавшихся большим влиянием в народе. А сделать это было проще всего, наделяя храмы правом убежища. Тем более, что царю это ничего не стоило.

Некоторые египетские храмы испокон веков имели особую привилегию: человек, оказавшийся в пределах такого храма, становился неподвластным государственным чиновникам, даже если его преследовали как преступника, беглого раба или крестьянина. Обладание правом убежища было чрезвычайно желательным для каждого храма, так как оно поднимало его авторитет и увеличивало доходы. Воспользовавшись правом убежища, человек попадал в подчинение к жрецам и должен был расплачиваться за приют своим трудом. Первые Птолемеи относились к этому институту неодобрительно, справедливо считая, что он ограничивает их власть. Было совершенно очевидно, что увеличение числа храмов, наделённых правом убежища, может нанести ущерб государственному хозяйству и подорвать авторитет властей. Поэтому основатели династии сохранили эту старинную привилегию только за самыми большими и почитаемыми храмами. Позднее положение изменилось. Жрецы всё настойчивее добивались этого важного для них преимущества, а цари, особенно в трудные минуты, всё более щедро удовлетворяли их притязания.