Виктор Харченко - ...Специального назначения

— Откуда?

— Из третьей роты.

— Командира пятого батальона не видел?

— Нет. Говорят, что в первой…

— Я только что оттуда. Его там нет.

В этот момент около нас остановился запыленный виллис. Из кабины вылезает майор Н.

— Где были?

— В первой роте.

Мы с начальником штаба бригады переглянулись: «Все ясно!»

Нам не оставалось другого выхода, как отправить майора Н. из нашей гвардейской бригады в распоряжение кадровиков…

* * *

Однако вернемся к рассказу о положении на 1-м Белорусском фронте.

47-я и 2-я танковая армии подошли в район Праги — предместья Варшавы. Опираясь на долговременные огневые точки Варшавского укрепленного района и новые опорные пункты, противник создал прочную оборону. Гитлеровцы сосредоточили здесь значительные силы — отборные танковые дивизии СС «Мертвая голова», «Викинг», 19-ю танковую и две пехотные дивизии. Наши войска временно прекратили наступательные действия, готовясь к прорыву вражеской обороны.

В составе 47-й армии действовали батальоны майоров Фролова, Гасенко, Куща и Исаева. Они ставили мины на переднем крае нашей обороны. В полной готовности были и подвижные отряды заграждений.

3-й гвардейский мотоинженерный батальон расположился южнее Варшавы, в районе Отвоцка — дачного пригорода польской столицы. Рота старшего лейтенанта Алексея Курносова минировала берег Вислы, чтобы противник не мог прорваться вдоль реки. Я поехал проверить, как там идут дела. Меня встретил Курносов. Он доложил, что минные поля установлены.

— Что-то уж слишком быстро! — удивился я.

— Отчетная документация готова, да и на месте можно посмотреть. — На смуглом, худощавом лице старшего лейтенанта блеснули карие дерзкие глаза.

Пошли на участок минирования. Оказалось, что задание выполнено отлично.

Когда вернулись в расположение роты, Курносов, чуть смущаясь, сказал:

— Может, в волейбол сыграем? Тут отличные площадки есть. Хлопцы уже разминались…

Это предложение вначале показалось мне по меньшей мере странным. Волейбол почти на переднем крае? А потом сердце старого любителя спорта не выдержало. И мы сыграли вместе с сержантами и солдатами. А в заключение состоялась «международная волейбольная встреча» — наша сборная померилась силами с польскими друзьями.

В штаб бригады вернулся поздно вечером и сразу же лег спать. Утром, зайдя, как всегда, к полковнику Соколову, я заметил, что он чем-то озабочен.

— Что случилось?

— У Гасенко в батальоне ЧП!

— Какое?

— Точно пока не знаю. Как будто не установили в нужном месте мины. Через этот промежуток прошла фрицевская разведка…

Странно. До сих пор в бригаде ничего подобного не случалось. Да и Григорий Иосифович Гасенко при выполнении боевых задач всегда был исключительно пунктуален. Нужно ехать, разобраться на месте…

В штабе батальона меня встретил майор Гасенко. Всегда аккуратный, подтянутый, он в этот раз был с двухдневной щетиной на подбородке. Из его бессвязного доклада я понял следующее: батальон прикрывал минными полями передний край обороны 125-го стрелкового корпуса генерал-майора И. К. Кузьмина. После установки минные поля были сданы стрелковым подразделениям. В одну из темных августовских ночей через наш передний край прошла гитлеровская разведка. Ее вовремя обнаружили.

В завязавшейся перестрелке два фашиста были убиты, а остальным удалось уйти. В штабе корпуса призадумались: как противнику удалось столь безнаказанно преодолеть наши минные заграждения? Вызвали Гасенко. Его объяснения и представленные формуляры минных полей не убедили командование. Корпусной инженер полковник Бродский не без иронии спросил:

— А может, там вообще мин не было?

— Ну а вы лично проверяли минирование на том участке? — спросил я.

— Два раза был с ротой. Устанавливали противопехотные мины натяжного действия ПОМЗ-два перед позициями полка. А на дороге и обочинах поставили противотанковые, из немецких трофейных.

Обстановка стала проясняться. Видимо, гитлеровские разведчики сумели бесшумно проделать проход в минном поле и, воспользовавшись беспечностью боевого охранения, проникли в расположение наших войск. Но это мое предположение надо было еще доказать.

— Допустим, разведчики проделали проход шириной метра в два-три, — поделился я своими соображениями с Гасенко. — Но остальные мины должны быть на месте?

— Конечно! Сильных артиллерийских налетов не было. Можно это будет проверить на месте. Только как это сделать? Мины установлены под носом у противника. Туда не каждую ночь ползком добраться можно…

Я отправился к командиру корпуса. Разговор с генералом Кузьминым был коротким. Будучи заинтересованным в установлении истины, комкор приказал создать специальную комиссию для выяснения обстоятельств прохода гитлеровских разведчиков.

В состав комиссии включили корпусного инженера и двух офицеров оперативного отделения штаба корпуса. Вечером все члены комиссии вместе со мной и Гасенко пришли на КП стрелкового батальона, через позиции которого прошла вражеская разведка. Комбат показал нам начертание переднего края, объяснил, откуда ведут огонь вражеские пулеметы.

Полковник Бродский предложил послать для осмотра минного поля, через которое прошла вражеская разведка, полкового инженера и заместителя командира батальона.

Такой вариант нас не устраивал. Ведь версия об отсутствии мин пришла из этого батальона и полка. Напомнил Бродскому, что комиссии приказано лично проверить место происшествия.

— Командир корпуса поручил расследование нам, и мы проведем его без вашего участия! — рассердился Бродский.

Пришлось еще раз потребовать проверки минных полей с нашим участием. Корпусной инженер в конце концов вынужден был согласиться.

Когда совсем стемнело, мы, согнувшись в три погибели, двинулись по неглубокому ходу сообщения к первой траншее. Внезапно в небе вспыхнула одна, а затем вторая осветительная ракета. Над головами засвистели пули. Послышались булькающие звуки, а затем несильные взрывы — противник начал минометный обстрел.

Одна из мин разорвалась совсем рядом. Застонал офицер из оперативного отделения — ему осколком перебило ногу. Мелкий осколок попал в бедро полковнику Бродскому. Раненых быстро вынесли в тыл, а мы, теперь уже ползком, двинулись дальше.

В первой траншее молоденький младший лейтенант, командир взвода, сказал:

— Метрах в пятидесяти впереди, рядом со сгоревшим танком, и начинается минное поле… А немецкая разведка проходила правее, в лощинке с кустарником, там еще телеграфная линия проходит…

По траншее прошли еще метров триста и в темноте увидели столб с оборванным проводом. К этому времени минометный обстрел прекратился. Противник периодически пускал осветительные ракеты и постреливал из пулеметов. Вылезли на бруствер траншеи и поползли в темноту. Но вот наш провожатый, сержант из стрелкового батальона, тихо скомандовал: «Стой!» — и показал на ребристый, похожий на маленький ананас, корпус мины, еле различимый в траве. Поползли параллельно фронту минного поля. Вскоре в мерцающем свете ракеты увидел обрезанные проволочные оттяжки. Потянул за руку офицера из штаба корпуса и показал: «Видите!» Тот молча кивнул. Все ясно. Гитлеровцы сумели проделать проход и прошли в глубину нашей обороны. А пехотинцы, охраняющие минное поле, этого не заметили.