Иван Калинин - Русская Вандея

Я брел параллельно набережной, за спиною толпы. Тут же бродили тысячи брошенных лошадей, изнывавших от жажды. Мечась из стороны в сторону, они мяли груды всякого хозяйственного хлама, оставленного на земле. Их копыта нередко попирали то миски и тарелки, то священнические облачения и разные предметы культа. Спасая шкуры, обезумелые люди все оставляли на произвол судьбы.

Тупое безразличие к своей дальнейшей судьбе давно уже овладело мною. Предшествующие лишения, ряд бессонных ночей, хронический голод, полное физическое истощение обесценили жизнь, и как рукой сняло чувство страха перед пленением.

Шатаясь от усталости, я прошел Серебряковку и свернул направо по Вельяминовской улице. Выбравшись за город, я разыскал отдельный домик, в котором жил мой давнишний друг, почтовый чиновник Н-ов, и, едва зайдя в квартиру, бухнул на кровать и впал в забытье под треск английских пушек.

Голос друга вернул меня к действительности:

— Вставай и беги немедленно.

В комнате тускло светит свеча. На улице тишина.

— Который час?

— Часов одиннадцать ночи. Не медли.

Я с изумлением смотрю на своего друга и не могу узнать его лица. Оно холодное, жестоко-неумолимое.

— Вставай и скорей уходи.

— Почему?

— Большевики входят в город. Уходи же, ради бога.

— Но куда?

— Куда хочешь, только из моей квартиры. Найдут тебя здесь, не сдобровать и мне.

Можно ли обижаться на обывательскую трусость людей, не причастных к гражданской распре? Каждому дорога своя жизнь, свое маленькое благополучие.

Вздох облегчения вырывается у моего друга, когда я поднялся с дивана.

— Счастливого пути… Прости, что я так…

Но я уже за дверью. На улице. Один в ночной темноте.

Один, — точно отверженный от всего человечества.

Сыро… Противно… Водянистую мглу разрезало только зарево громадного пожара в порту. Это горели склады английского добра, которое не успели погрузить.

— Стой! Кто идет? — чуть не над самым ухом раздается энергичный окрик.

Это застава марковцев. Они сторожат вход в город. Я назвал себя. Пропустили.

Через квартал опять застава. Здесь те же марковцы, но говорят грубее.

— Назад! Не можем пропустить. Движение пешеходов запрещено.

На мое счастье по улице, направляясь к городским пристаням возле мола, пробирался мимо заставы броневик. Я шмыгнул сбоку и проскользнул.

На набережной копошится кучка людей. Я не решаюсь подойти. Гнать, думаю, будут. И вдруг они запели вполголоса донской «национальный» гимн.

Я опешил.

— Донцы?

— Донцы.

— Что тут за часть?

— Марковский полк.

— Какие же донцы в марковском полку?

— Мы только с полудня марковцы. «Нибилизованные». Они нас понахватали на улицах. Говорят: вас надо в наши руки взять, тогда вы станете солдатами. Нас тут целый взвод донской, во 2-й роте.

— А где ваш пароход?

— Тут возле мола. Пароход «Маргарита». Полк уже погрузился. Первый батальон в сторожевом охранении. Через два часа снимут посты и с богом в путь.

— Как бы мне, станичники, с вами?

— Будем рады-радешеньки. Свой ведь полковник под боком будет. Со своим легче. А то тут чужая братва.

Казаки указали мне, где найти командира полка, капитана Марченко. Это был долговязый, весьма надменный юноша.

— Объявляю вам, что вы отныне солдат 1-го офицерского марковского полка. Нам нужны люди.

Пожалуйте в строй, — заявил он мне и крикнул стоявшему поблизости симпатичному, интеллигентному офицеру:

— Капитан Нижевский! У вас есть мобилизованные донцы, я сейчас мобилизовал для них командира.

Выслушав с великим изумлением эти речи, я заикнулся было о своей неприспособленности к строю и о своей основной профессии, но капитан Марченко меня живо осадил:

— Теперь судить некого. Теперь надо воевать. Воевать до победы.

И распорядился снабдить меня винтовкой и патронами.

— Вот и хорошо! — обрадовались казаки, узнав, что и меня «нибилизовали». — Что ж они, дурные, думают, что мы останемся у них служить? Дал бы бог доехать до каких-нибудь волостей, а там в два счета эвакуируемся от белых шапок. Аль не сумеем? Мы-то, всевеселое войско Донское?

В компании добродушных «козунь» я продежурил остаток ночи на улице. Они раздобыли мне и кружку, и ложку, и английскую сумку, подбирая это добро где-то поблизости, прямо с земли. А когда, перед рассветом, заставы сняли, я с ними же поднялся по сходням на палубу «Маргариты» и уместился на корме, с котог рой на город смотрело дюжины две пулеметов.

Порт попрежнему освещало зарево.

И долгое время после того, как пароход отделился от пристани и заковылял по Цемесской бухте, выбираясь в открытое море, столб пламени указывал то место, где испепелялось английское добро — цена крови, пролитой в братоубийственной войне белыми воинами. [322] Дальнейшие судьбы южно-русских контрреволюционных армий описаны в книгах того же автора: «Под знаменем Врангеля», 1925 г., г. Ленинград, изд-во «Прибой», и «В стране братушек», 1923 г., г. Москва, изд-во «Московский Рабочий».

Причем само слово «кадеты» на кубанской «балачке» произносилось с ударением на первом слоге.

По странности судьбы, как пишет Калинин, только в Советской России автор получил возможность осуществить мечту своей жизни.

И. М. Калинин был арестован 5 октября 1937 г. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 2 ноября 1937 г. приговорён по ст. ст. 58-68-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинграде 10 ноября 1937 г.

См. также: Белое дело: избр. произв.: в 16 кн. Кн.12: Казачий исход. И.М. Калинин. Под знаменем Врангеля/ сост., науч. ред. и коммент. СВ. Карпенко. М.: Изд-во РГГУ, 2003. - 401 с, [1] л. портр. — (История и память).

Квартал г. Тифлиса, где находится базар.

Армянский революционер из партии «Дашнакцутюн». В мировую войну организовал добровольческие армянские отряды, действовавшие против турок. В конце 1917 года закавказский комиссариат произвел его, партизана, прямо в генералы. В 1918 году он руководил борьбой армянских национальных частей против турок.

Так в мировую войну солдаты звали служащих Союза Городов.

Яман — по-татарски худо, нехорошо.

Покажите, пожалуйста, ваше оружие.

Тут находятся винтовки.

Купец.

Везде в этой книге автор придерживается старого стиля, который применялся на юге России при белых.

«Поход Корнилова», А. А. Суворин-Порошин. г. Ростов, 1919 г.

Там же.

Корпусные суды, введенные в действие в 1914 году, в самом начале мировой войны, учреждались при частях армии и организовывались по образцу военно-окружных судов и с компетенцией последних. При них существовали военные прокуроры, допускалось участие защиты, приговоры могли быть обжалованы в кассационном порядке и т. д. Главнейшие должности в этих судах занимали военные юристы, выделенные из военно-окружных судов. Военно-полевые суды — чрезвычайные судилища, имевшие мало общего с нормальными военными судами (военно-окружными, корпусными, временными военными и т. д.). По царским законам военные юристы в них не допускались, прокуратура в них отсутствовала; защита в лице адвокатуры возбранялась; заседания происходили негласно и т. д. В мировую войну применение военно-полевых судов было чрезвычайно редко, в гражданскую же они вошли в обиход, оттеснив на второй план нормальные военные суды.