Жан Флори - Идеология меча. Предистория рыцарства

На рубеже тысячелетий Англия все больше страдает от разорительных набегов датчан, рейды и грабежи которых с 991 г. делаются все интенсивней. Эльфрик призывает к созданию некоего священного союза, группирующегося вокруг короля. Чтобы получить поддержку Бога, все сословия должны выполнять миссию, которая им свойственна: oratores – молиться, не сражаясь, laboratores – кормить всю страну, bellatores – отважно защищать ее. Этим bellatores поручено решать задачу, которая некогда возлагалась только на короля и которая здесь возвращается к королю через посредство одной из опор его власти – «людей войны» всех классов, объединенных единой миссией.

В ту же эпоху во Франции центробежные силы феодализма еще не лишили короля этики защиты страны, церквей и бедных. Но как у Аббона Флерийского, так и у Фульберта Шартрского хорошо заметна мысль, что наибольшая опасность теперь грозит христианскому миру изнутри, а не извне. Наличие у церкви вассальных связей и земельных владений побуждает ее искать покровительства у мирян, которые бы представляли и защищали ее. Именно их, по нашему мнению, а не всех milites (слово, которое в этой связи не появляется) Аббон и Фульберт упрекают в том, что те не довольствуются своими stipendia, терзают друг друга и не защищают церкви, доверенные им. Они не предлагают никакой особой этики для milites и, похоже, не очень интересуются ими. Единственный портрет militia armata, набросанный тогда, изображает даже нечто вроде негатива с достоинств, которые позже станут рыцарскими. В то время христианскому миру грозит много опасностей, и почти все – внутренние: конфликты монахов и епископов, ереси, насилия и грабежи в церквях и монастырях. Следовало вести борьбу с этими угрозами, каждая из которых по-своему способствовала выработке будущей рыцарской этики. Изучение документов соборов покажет нам, как эта борьба на лексическом уровне сблизила две этики – этику королей и этику простых воинов. Два вида этики, которые до сих пор различались во всем, несмотря на относительное повышение оценки сословия воинов, подчеркнутое в этой главе.

В конце X века во Франции, особенно к югу от Луары, наблюдается упадок королевской, а иногда даже и графской власти. Это происходит, например, в Провансе, в Аквитании и в Каталонии [457] Ср. Poly J. P. La Provence… Op. cit., p. 195–200; Bonnassie P. La Catalogue… Op. cit., p. 656–662; BonnaudDelamare R. Les Institutions de Paix en Aquitaine au XIе siecle // La Paix. Recueil de la Societejean Bodin, XIV, Bruxelles, 1962, p. 415–487; MagnouNortier E. La societe laique. Op. cit., p. 308–312. . Отмечается также возвышение шателенов и установление их «порядка». В то же время это распыление власти ведет к повышению оценки местных воинов, которые, происходя из сервов или близких к ним слоев, постепенно выделяются из массы pauperes, к которой кое-кто из них раньше принадлежал, но, благодаря службе с оружием в руках – и даже просто возможности пользоваться этим – теперь стал отличаться от нее. Война, некогда объявлявшаяся лишь королем или связанная с необходимостью защищаться от набегов языческих орд, все чаще и чаще становится делом местных князьков, окруженных вооруженными отрядами, как правило, конными. Отныне в глазах церкви она теряет свой дозволенный или хотя бы легитимный характер защиты страны. Частная война ломает порядок в христианском мире. Король же, как представляется, все больше забывает о своей миссии поборника мира, защитника церквей и pauperes. С конца X по первую треть XI века заметно все возрастающее ослабление влияния королей [458] Этот феномен был подчеркнут довольно недавно в работе, посвященной изучению первых капетингских грамот. См. Lemarignier J. F. Le gouvernement royal aux premiiers temps capetiens (9871108) / /L'Europe aux IX'XI' siecles. Aux origines des etats nationaux. Varsovie, 1968, p. 43–55. . Конечно, еще продолжают хвалить короля, славить в нем, как Адемар Шабаннский в Гуго Капете, amator sanctae ecclesiae (почитателя святой церкви), в Роберте Благочестивом [459] Ademar de Chabannes. Chronique, III, 21. Paris: J. Chavanon, 1897, p. 154–155. – vir clarae honestatis et magnae pietatis, ornamentum clericorum, nutritor monachorum, pater pauperum, assiduus vere Dei cultor (мужа безупречной чести и великой набожности, красу клириков, опору монахов, отца бедных, поистине ревностного служителя Бога). Но в этом перечислении добродетелей короля отсутствует (и, вероятно, не случайно) та, которую раньше упоминали первой и формулировали как protector patriae (защитник родины) или pugnator fortissimus (храбрейший воин). Такими словами Адемар называет не короля, а Гильома Благочестивого, первого наследственного графа Овернского, добавляя, что эта воинская доблесть побудила короля Эда уважать его. [460] Et quia pugnator fortissimus erat, a rege Odone valde honorabatur (Ибо он был могущественным воином, король Эд его весьма почитал). Chronique, III, 21. Ibid., p. 140.

Действительно, наследниками королевской идеологии в это время становятся principes. Например: Адемар создает портрет Гильома V Великого, герцога Аквитанского, используя выражения, которыми раньше характеризовали королей. Герцог в его описании очень могуществен, исполнен славы и мудрости, защитник pauperes, он ведет себя по отношению к монахам, как истинный отец по отношению к детям. Он всегда любил церковь и поддерживал ее, особенно римскую (как некогда сам Карл Великий) [461] Dux vero Aquitanorum <���…> gloriosissimus et potentissimus <���…> in dando liberalissimus, defensor pauperum, pater monachorum, aedificator et amator ecclesiarum et praecipue amator sanctae ecclesiae Romanae (Герцог же Аквитанский <���…> славнейший и могущественнейший <���…> наищедрейший, защитник бедных, отец монахов, строитель церквей и любящий церкви, а особенно святую римскую церковь). Chronique, III, 41. Ibid., p. 163. . Властитель и миротворец, он покарал нескольких смутьянов в своем графстве, как церковников, так и шателенов, а также еретиков, внушив повиновение первым, предав огню замки вторых и… тела третьих. С тех пор вся Аквитания жила в мире, и никто не осмеливался поднять руку на нее. К тому же этот принц-воин, напоминает Адемар, был еще и государем очень просвещенным, в детстве получил образование, запоем читал и не уступал по культуре монахам, к которым всегда обращался за советами по управлению страной. [462] <���…> Отпет Aquitaniam suo subjecit hiperio <���…> Amplectebatur maximo affectu honoris regulares monachos et abbates, et eorum consiliis nitebatur in administratione regni. <���…> Fuit dux iste a pueritia doctus litteris, et satis noticiam scripturarum habuit. Librorum copiam in palatio suo servavit <���…> longioribus nodibus elucubrans in libris donee somno vinceretur (<���…> Он подчинил своей власти всю Аквитанию <���…> Питал огромное почтение к монахам и аббатам, пользовался их советами при управлении страной. <���…> Сей герцог с детства был начитан и изрядно знал литературу В своем дворце он хранил множество книг < > долгими ночами сидел при свете над книгами, пока сон не одолевал) Chronique, III, 52–54 Ibid, р 175177