Аксель Одельберг - Невыдуманные приключения Свена Хедина

Из Бухары он отправился в Самарканд, где посетил могилу Тамерлана. Здесь железная дорога заканчивалась. До туркестанской столицы Ташкента можно было добраться верхом или в тарантасе. Хедин выпросил тарантас у русского генерала. Он отправился в путь десятого ноября. Двести пятьдесят километров через так называемую Голодную степь он проехал за три дня.

Тринадцатого ноября он нанес визит генерал-губернатору Туркестана барону фон Вревскому, чтобы попросить содействия для путешествия через горы в Кашгар.

— Поездка может оказаться очень трудной, время года сейчас самое не подходящее для перехода через Тянь-Шань. Но это возможно, — сказал Вревский и пообещал помочь Хедину с паспортом, рекомендательными письмами, слугами и точными картами. Более того, Вревский предложил Хедину остановиться в своем доме.

Из Ташкента Хедин выехал на русском почтовом дилижансе, который направлялся по Ферганской долине через города Маргелан и Андижан в Ош. В Маргелане Хедин оказался в разгар праздника в честь дня рождения русской царицы и был приглашен на бал; танцы продолжались всю ночь. В Оше он предъявил свои рекомендательные письма от фон Вревского командующему местного гарнизона полковнику Дюбнеру. Полковник принялся отговаривать его от перехода через перевал Терек-Даван (4000 метров высотой!) в середине зимы.

— Даже местные не ходят там в это время года, — предупреждал Дюбнер.

— Меня отговаривали и от подъема на Демавенд, — ответил Хедин.

Когда Дюбнер понял, что Хедин настроен решительно, он сделал все, чтобы его предприятие удалось. Полковник снабдил его лошадьми, проводником, поваром и специальным человеком, который двигался впереди Хедина — находил подходящее место для ночевки и ставил палатку.

Они выехали первого декабря и девятью днями позже, преодолев заснеженный перевал, подъехали к русскому консульству в Кашгаре. Хедин достал визитную карточку и попросил казака передать ее консулу Петровскому.

Хедин разместился в одной из комнат консульства, отдохнул и отмылся после поездки; вечером его и Петровского пригласил в свою юрту Фрэнсис Юнгусбэнд.

Пол в юрте был выстлан красивыми восточными коврами, а стены скрывались за дорогим шитьем из Кашмира. Посередине находился стол с книгами, лампой и курительными принадлежностями; вокруг стола стояли маленькие, но удобные походные стулья. Возле стен — столы поменьше с индийским и китайским фарфором и медными вещицами.

Юнгусбэнд выглядел типичным английским джентльменом: достоинство, вежливость и гостеприимство. Англичанин пригласил их сесть и раскурил кальян, затем появился афганский слуга Юнгусбэнда — долговязый малый в красном мундире и с саблей. Он принес печенье, ликер и виски.

В скором времени в юрту вошел молодой человек — судя по всему китайского происхождения — Джордж Маккартни, [11] 11 В некоторых источниках, посвященных исследованиям С. Хедина, его фамилия транслитерирована на русский язык как Мэкэртней — так ее было принято писать до 1917 г. — Прим. ред. сотрудник британского колониального правительства в Индии, спутник и переводчик Юнгусбэнда. Маккартни был сыном служащего английского посольства в Пекине. Узкий восточный разрез глаз достался ему от мамы-китаянки.

Русско-британские трения и слухи о возможных военных действиях не мешали общаться русским и англичанам в Центральной Азии. Обхождение было вполне джентльменским, но обеим сторонам случалось лгать, что называется, на благо родины.

Разговор за столом у Юнгусбэнда шел на французском, поскольку Петровский не говорил по-английски. В остальном русский был прекрасно образован и начитан, и на все у него была своя точка зрения. Весьма критично Петровский рассуждал о том, как британцы обращаются с населением своих колоний:

— Вы совершенно от них отстраняетесь, вы слишком холодные и недоступные.

Юнгусбэнд соглашался, но отмечал в свою очередь нежелание русских учить другие языки:

— Это скорее исключение, чем правило, когда русский офицер в Туркестане говорит на местном языке.

Хедин в основном сидел и помалкивал. Ему нравился Юнгусбэнд; их симпатия была взаимной. Юнгусбэнд считал Хедина прирожденным путешественником; он завидовал языковым способностям Хедина, таланту художника и научной подготовке. Кроме того, Хедин был уверен в себе и умел молчать — эти качества Юнгусбэнд полагал истинно нордическими.

Хедин не захотел возвращаться назад тем же маршрутом и, как обычно против всех рекомендаций, выбрал самый трудный путь — через перевал Торугарт (ныне территория Киргизстана). От озера Иссык-Куль он повернул на запад, рождественскую ночь провел в караван-сарае, а Новый год встретил в маленькой горной деревушке.

При этом он сделал крюк в двести километров к восточной оконечности Иссык-Куля, чтобы посетить могилу Николая Пржевальского. Выдающийся исследователь Азии Пржевальский умер от тифа в возрасте сорока девяти лет двумя годами ранее — 20 октября 1888 года.

Над могилой Пржевальского возвышался трехметровый крест, издалека заметный в степи, обрамленной заснеженными горами. Вид был величественный. Хедин был глубоко тронут; в одиночестве он простоял целый час у места последнего отдыха своего героя.

Затем были две недели рискованной зимней дороги, и 21 января 1891 года Хедин добрался до Самарканда, немного отдохнул и отправился дальше. На поезде он доехал до Каспийского моря, доплыл до Баку, опять на поезде через Азербайджан и Грузию добрался до Батуми, опять на корабле — через Черное море и на поезде — через Моекву в Санкт-Петербург. 29 марта 1891 года, спустя год после отъезда, он вернулся в Стокгольм.

Хедин чувствовал себя победителем, завоевателем, подчинившим себе целый край — от Кавказа до Синьцзяна. Он выдержал испытание. Теперь ему предстояло прокладывать дороги там, где до него, Свена Хедина, не бывал ни один европеец, — и завоевать всю Азию.

Счастье, как мягкие крылья бабочки, щекотало его изнутри. Свен влюбился. В первый раз. Она была блондинка с голубыми глазами, четкими чертами, темными бровями, прямым носом, с полным чувственным ртом, длинной красивой шеей. Милле слыла красоткой.

На самом деле ее звали Мария Бруман, и она была на девять лет младше своего обожателя. Ее отец, капитан гвардии Макс Бруман, умер молодым. Мама Милле вторично вышла замуж за табачного короля Кнута Лунглёфа, одного из богатейших людей Швеции.

Милле выросла в роскошном дворце, расположенном в Стокгольме на улице, которая тогда называлась Стура Бастугатан (Большая Банная). Она происходила из невероятно богатой семьи и была красива — этому сочетание очень трудно было сопротивляться.