А. Саммерс - Дело Романовых, или Расстрел, которого не было

Король пожелал, чтобы я спросил Вас, не следует ли после консультации с премьер-министром сэру Джорджу Бьюкенену предложить российскому правительству, чтобы оно приняло какой-либо другой план относительно будущего мecтa жительства их императорских величеств.

Искренне ваш Стеймформхэм».

И постскриптум: «Большинство людей, кажется, думает, что приглашение было сделано королем, тогда как оно было сделано его правительством».

К концу дня король разволновался еще больше. Он снова позвал секретаря и продиктовал ему второе письмо, отосланное в тот же день Бэлфуру: «Король хочет, чтобы я снова написал по поводу того предмета, о котором говорилось в утреннем письме. Он должен просить Вас представить премьер-министру, который слышит и читает в прессе, что вопрос предоставления местожительства в стране экс-императору и императрице вызывает сильное неудовольствие в народе и, несомненно, поставит под угрозу положение короля и королевы… Проинструктируйте Бьюкенена, чтобы он сказал Милюкову, что оппозиция приезду императора и императрицы здесь настолько сильна, что мы должны отказаться от своего согласия на предложение российского правительства».

Теперь король зашел так далеко, как может зайти конституционный монарх в споре со своими министрами. Точка зрения Букингемского дворца была совершенно ясна и на этот раз сообщение ушло по назначению. В течение двадцати четырех часов министр иностранных дел отправил письмо короля, написанное его секретарем, добавив: «Нам, вероятно, придется предложить Испанию или юг Франции, как более Подходящее место для жительства царя, чем Англия».

Белфур даже попросил секретаря кабинета «проследить за тем, чтобы какие-либо действия кабинета не задели самолюбие короля». Он уверен, что премьер-министр не имеет ни Малейшего желания оскорбить короля, и если это произошло, то только по неосторожности… Насколько было известно в Лондоне о царе Николае, он будет обижен.

В России до того момента, когда король Георг изменил свое решение, у Британии была возможность помочь царю. Временное правительство говорило о задержке отъезда, пока письма из Англии не были получены и надеялись, что не будет никаких требований ускорить отъезд. Это как нельзя лучше устраивало англичан. После 13 апреля о предоставлении убежища царской семье уже не говорили.

Ллойд Джордж повторил аргументы короля кабинету, почти слово в слово, не упоминая об их источнике. О прямой причастности к отказу от приглашения никто не должен был знать. Бьюкенену была послана телеграмма «лично и строго секретно» с указанием избегать разговоров о приглашении царской семьи в Англию, и предлагать вместо этого переезд во Францию.

Спустя четыре дня лорд Хардинг написал конфиденциально лорду Бертье о том, что английский посол в Париже спрашивал, согласны ли французы принять царя. Он честно добавил: «Ситуация представляет значительные трудности для короля, преданного императору, и не желающего оказывать ему холодный прием». Секретарь короля также написал частное письмо лорду Бертье, задав ему тот же самый вопрос, намекнув прозрачно, что король Георг был против идеи предоставления убежища русскому императору с самого начала: «Это было твердое убеждение короля, который никогда этого не хотел, но правительство согласилось с предложением Милюкова об их приезде в Англию и люди думают, что это была идея самого его величества».

Нет никакого сомнения насчет отношения англичан к Романовым, здесь их ждал бы холодный прием.

Лорд Бертье ответил из Парижа 22 апреля: «Мой дорогой Чарли, я не думаю, чтобы экс-императора во Франции встретили с радостью. Императрица — немка не только по рождению, но и по своему воспитанию. Она сделала все, что могла, чтобы заключить мирный договор с Германией. Ее называют преступницей и сумасшедшей, и бывшего императора, по скольку он по своей слабости подчинялся ее указаниям, так же считают преступником».

Но даже прежде чем было написано письмо лорда Бертье, Англия полностью отказала царю в приезде. В начале мая £Эр Джордж Бьюкенен конфиденциально сообщил русскому министру иностранных дел: «… мы не сможем, вероятно, $ать разрешения любому из членов императорского семейства на проживание в Англии во время войны».

Из-за внутренних разногласий русское Временное правительство это устраивало, но оно не отказалось от высылки Романовых за границу, и к неприятным намекам британского посла не отнеслось серьезно. Через некоторое время, когда обстановка слегка успокоилась, русские решили снова вернуться к вопросу о предоставлении в Англии убежища для царской семьи. По словам Керенского, они снова спросили, когда Лондон смог бы послать крейсер для того, чтобы забрать бывшего царя и его семейство. Керенский получил ответ из Британии, от сэра Джорджа Бьюкенена, который получил его из Лондона, и это его потрясло.

Керенский вспоминал: «Я не помню, точно было ли это В конце июня или в начале июля, вызвали Британского посла, который пришел явно обеспокоенный… Он показал мне Висьма от одного из высших чиновников Иностранного комитета, который был связан со двором. Со слезами на глазах, едва сдерживая свои чувства, сэр Джордж рассказал русскому министру иностранных дел об отказе британского правительства дать убежище бывшему императору России… Я могу сказать определенно, что этот отказ был сделан исключительно по соображениям внутренней британской политики».

Спустя годы, когда этот рассказ появился в воспоминаниях Керенского, поднялась волна отрицаний в Англии. Прежний премьер-министр Ллойд Джордж, и прежний британский посол сэр Джордж Бьюкенен, оба выступили против Керенского, утверждая, что Британское предложение предоставления убежища бывшему русскому императору всегда было открыто.

В 1927 году генерал сэр Альфред Кнокс запросил у Иностранного комитета документы, чтобы навсегда уничтожить ложь. Иностранный комитет сначала назвал заявление Керенского ложью, и привел в качестве подтверждения самую раннюю телеграмму, предлагающую убежище, но игнорируя последующие сообщения об «отказе». Когда бывший первый секретарь британского посольства в Петербурге попытался сказать, что он помнит сообщения об «отказе», поступившие в Россию, Иностранный комитет, уличенный во лжи, сослался на то, что у посла плохая память.

В 1932 году дочь посла Мария Бьюкенен, наконец, разбила официальную версию. Она сказала, что отец вынужден был написать в своих мемуарах ложь, чтобы прикрыть произошедшее в действительности. У него не было выбора, как он сказал дочери, поскольку Иностранный комитет угрожал лишить его пенсии.

Расследование этого давнего дела можно завершить одной фразой из бумаг Иностранного комитета: «Я понимаю…, что м-р Ллойд Джордж не сам придумал это решение, но кто его придумал, вряд ли стоит об этом говорить» — сухое историческое примечание о целесообразности королевской власти.