Алексис Трубецкой - Крымская война

Солдат должен был сам шить себе рубахи, нижнее белье и сапоги. Правда, казна предоставляла ему ежегодно ткань на две рубахи, а также пару кальсон и кожу на две пары сапог (плюс запасные подметки). Опытные полковые портные шили мундиры и шинели. Согласно правилам, мундиры должны были носиться два года, а шинели — три. Срок службы ремней, головных уборов, ранцев и тому подобного снаряжения составлял десять лет. Горе солдату, которому приходилось участвовать в активных боевых действиях или нести службу в суровых климатических условиях: его обмундирование могло износиться до положенного срока, особенно если жуликоватый полковой интендант снабдил его третьесортным материалом. При этом, что бы ни случилось, на смотру солдат обязан был выглядеть безупречно. Известен случай, когда у солдата во время строевых занятий отлетела подметка и разгневанный батальонный командир хотел было выпороть несчастного, но потом ограничил наказание двумя неделями гауптвахты на воде и хлебе.

Офицерами, как правило, становились выходцы из знатных семей, в том числе из потомственных дворянских родов, хотя встречалось и немало представителей низких слоев, которым удалось выбиться наверх благодаря безупречной службе на унтер-офицерских должностях в течение не менее двенадцати лет. Большинство офицеров были молодыми людьми, не получившими военного образования. Лишь десять процентов офицерского корпуса имели за спиной университет или специальное кадетское училище, среднее образование получили около тридцати процентов, остальные едва умели читать и писать. Во время Крымской войны около пятой части приходящих на службу офицеров были выпускниками кадетских училищ.

В зависимости от полка и места его расположения жизнь офицера могла быть легкой и беззаботной или же трудной и полной лишений. Гвардейский офицер из богатой семьи нес службу в столице, посещал блестящие балы, был завсегдатаем великосветских салонов, проводил время в пирушках. В то же время бедный офицер заштатного пехотного полка, расквартированного в провинциальной глуши, страдал от одиночества, тоски и множества бытовых неудобств. «Заброшенный зимой в глухую деревню, он живет в жалкой лачуге и общается только с местным священником — и это еще не самое плохое, что может его ожидать», — пишет Кертисс о таком служаке. Не удивительно, что многие из офицеров далеких гарнизонов, разбросанных по огромной империи, спивались и теряли интерес к жизни.

Но, несмотря на жестокие нравы и тяжесть службы, в русской армии сохранялся сильный кастовый дух, забота о чести мундира. Полковые традиции, байки старых солдат, воодушевляющие наставления и призывы командиров, система отличий и наград — все это вселяло в души солдат и офицеров чувство гордости воинской службой. Православная церковь, тесно связанная с российским патриотизмом, имела огромное влияние на массы, в том числе и на армию. Власти и командование искусно пользовались церковью, чтобы внушить солдатам верность воинскому долгу и необходимость безусловного повиновения. Солдатская преданность и любовь к «их отцу», императору, была поистине беззаветна. Когда в 1855 году в одном полку получили известие о смерти Николая I, солдаты «осеняли себя крестом, многие молились, кто-то упал на колени, прося Господа упокоить душу государя, — писал очевидец, автор „Походных записок в войне 1853–1856 годов“ штабс-капитан П. В. Алабин [89] Алабин, Петр Владимирович (1824–1896) — общественный деятель, историк, основатель музеев и библиотек. Полное название цитируемого труда: «Четыре войны. Походные записки в 1849, 1853, 1854–56, 1877–78 годах». . — Когда я начал читать манифест, солдаты, офицеры, генералы — все рыдали». Всем солдатам надлежало выучить наизусть и произнести текст присяги «на кресте Спасителя и Святом Евангелии», давая клятву служить Господу и государю верой и правдой, безоговорочно повиноваться командирам, стойко переносить тяготы, быть готовым отдать кровь до последней капли за государя и Отечество. Далее в солдатском катехизисе говорилось, что тот, кто остался верен присяге и отдал жизнь на поле брани, войдет в Царство Небесное, а тот, кто вернется с войны живым, получит славу и государеву милость. Примерно то же мы видим и сейчас в некоторых частях мира: безусловное слепое послушание в одеждах полурелигиозного рвения.

Русская армия шла на войну, исполненная воодушевления. Тот же автор П. В. Алабин замечал, что русский солдат всегда идет на войну с радостью, поскольку там его не ждет утомительная муштра, а время от времени можно получить лишнюю чарку водки; к тому же он радуется переменам: ведь там, куда ты направляешься, всегда лучше, чем там, откуда ты идешь. В результате, несмотря на все ошибки, особенно тактические, успех в сражении достигался благодаря храбрости и стойкости простых солдат. «Русский солдат — удивительный человек: он спит, подложив камень под голову, он сыт черным сухарем и водой и готов петь, оказавшись в хлеву», — цитирует Кертисс одного наблюдателя. Гельмут фон Мольтке [90] Мольтке, Гельмут Карл Бернхард (1800–1891) — прусский и германский военный деятель, граф, генерал-фельдмаршал, военный теоретик. так пишет о русских солдатах, воевавших с турками в 1829 году: «Великолепный боевой дух, который ни разу их не оставил, обеспечивал русским успех в самые трудные минуты испытаний».

Основной силой русской армии была пехота, а излюбленным оружием — штык. Решительная штыковая атака крупного отряда считалась более эффективным средством, чем какое-либо маневрирование небольшими группами. Русские ружья отличались скверным качеством, уход за ними также был никуда не годным: главное, чтобы к нему можно было примкнуть штык или пройти с ним парадным шагом на военном смотре. Профессор Кертисс отмечает, что во время Крымской войны в Московском полку было осмотрено 1318 гладкоствольных ружей. В результате выяснилось, что 70 из них были покрыты ржавчиной до такой степени, что не могли стрелять, а 454 ружья имели неисправные замки. У многих других были повреждены ствол, казенная часть или штык. В Бутырском полку аналогичные повреждения оказались у 1400 ружей из общего количества 1991. В других полках картина была несколько лучше, но и там хватало неисправных ружей. Новое французское ружье, заряжаемое с казенной части, считалось непригодным для русской пехоты. «С таким оружием наши солдаты откажутся от рукопашного боя, да и патронов не будет хватать», — приводит Кертисс высказывание русского офицера. Прусское «игольчатое» ружье [91] Игольчатое ружье — винтовка, заряжавшаяся с казенной части бумажным патроном. При спуске курка игла затвора прокалывала дно патрона и воспламеняла ударный состав капсюля. Изобретено немецким оружейником И. Н. Дрейзе, введено в прусской армии в 1840 году. тоже не получило одобрения: «Солдат в пылу боя сможет расстрелять сразу все патроны и останется беззащитным».