Николай Толстой - Жертвы Ялты

Сэр Александр Кадоган, постоянный заместитель министра, набросал для Диксона записку, в которой настоятельно просил премьер-министра отказаться от занятой позиции. В дело вновь были пущены знакомые аргументы: обещания Идена в Москве и Ялте, необходимость обеспечить скорейшее возвращение освобожденных английских военнопленных, невозможность эффективной проверки гражданства и т. д. В записке отмечалось, что практически все русские, о которых идет речь, «в большей или меньшей мере сотрудничали с немцами», а «многие из них — крайне нежелательные лица», и вообще —

«непонятно, как мы можем отказаться от их выдачи, не вступив при этом в серьезный конфликт с Советским правительством».

Премьер-министр несколько дней молчал. Тем временем генерал Морган из Италии телеграфировал, что 10 тысяч «советских граждан», о которых говорил Молотов, на самом деле украинцы, в основном жители Польши, и проверкой их гражданства занимается советская военная миссия. Получив в Потсдаме это послание, фельдмаршал Александер высказал крайнее недовольство тем, что Молотов выдвинул безосновательную жалобу, не связавшись предварительно со штабом союзных сил в Италии. МИД в эти же дни послал Черчиллю записку, где кратко излагались соображения министерства насчет взаимодействия с Советами. Они сводились к следующим предложениям. Информацию генерала Моргана можно использовать для сведения счетов с Молотовым и главой советской репатриационной комиссии генералом Голиковым, допустившими явный дипломатический промах, но при этом не следует заходить слишком далеко:

«Было бы крайне опасно намекать советскому правительству, что мы считаем себя вправе оставить на Западе лиц, которые, несомненно, являются советскими гражданами, но не желают репатриироваться в СССР».

Вскоре от Черчилля пришел ответ:

«Большое спасибо за записку от 27 июля о возвращении советских граждан в СССР. Я согласен, что предпринимать в этом деле какие бы то ни было дальнейшие шаги не нужно».

Тем временем недовольство военных на местах продолжало расти. Английские офицеры, охранявшие украинцев в Чесенатико, узнав о событиях в Австрии, «заявили властям, что украинцы должны избежать подобной участи». Комендант лагеря, капитан Том Корринж, послал еще более резкий протест и добавил:

«Если приказ подлежит выполнению, пришлите заодно похоронную команду».

Позже он узнал, что его рапорт был переслан в МИД — очевидно, по инициативе какого-нибудь сотрудника штаба союзных сил в Италии.

Многое говорило за то, что на сей раз вряд ли удастся сохранить операцию по выдаче пленных в тайне. Интерес к делу выразили влиятельные лица. Например, генерал Андерс, командующий польскими войсками в Западной Европе, жаловался на то, что советская миссия в Италии пытается похитить польских граждан. И похоже было, что многие из тех, кого стремились заполучить Советы, объявят себя польскими гражданами. Ватикан 5 июля обратился в Госдепартамент и английский МИД с просьбой не отправлять украинцев в СССР. Американцы в ответном письме объяснили, что репатриации подлежат только те, кто до 1939 года был советским гражданином. А британский МИД вообще «не хотел привлекать внимание к этому аспекту соглашения, противоречащему нашему традиционному отношению к политическим беженцам»; и потому сотрудник МИД Джон Голсуорси считал, что на просьбу Ватикана лучше не отвечать.

Скорее всего, Черчилль просто боялся повторения кровавых событий в Лиенце — только на сей раз об этом еще узнала бы и общественность. Но едва он получил заверения, что этого не произойдет, как сомнения покинули его. Кроме того, советская делегация явно придавала большое значение этому вопросу; он еще несколько раз возникал в ходе конференции, и в итоге политика насильственной репатриации, принятая союзниками, осталась по существу без изменений.

Советские притязания на граждан стран, оккупированных СССР в 1939–1940 годах, не воспринимались союзниками всерьез. И американцы, и англичане ясно дали понять, что не собираются выдавать Советам поляков или прибалтийцев. Термин «советский гражданин» (которому в Ялтинском соглашении не было дано определения) с самого начала относился только к лицам, жившим в пределах границ СССР до 1939 года. Тысячи или даже миллионы жителей Эстонии, Латвии, Литвы, Восточной Польши и Бессарабии подпали под определение «перемещенные лица». И советские власти настаивали на том, что они являются гражданами СССР, тогда как западные державы их таковыми не признавали. Месяцами, если не годами, эти люди жили в страхе, что их насильно отправят в СССР, но, насколько известно, союзники никогда не рассматривали такую возможность. Это наверняка вызвало бы слишком громкое возмущение общественности. Советы были недовольны, однако смирились, и это наводит на мысль, что вряд ли они осмелились бы на решительные действия, если бы союзники оставили на Западе и тех, кто к тому времени еще не был репатриирован против своей воли.

Одной из групп, не без оснований опасавшейся выдачи, были солдаты латвийского легиона ваффен СС. Из двух дивизий легиона одна, 19-я, закончила войну в окружении в курляндском мешке. Другая, 15-я, после ожесточенных боев на Восточном фронте была в августе 1944 года отозвана в Германию для переоснащения. Когда стало ясно, что падение Германии не за горами, дивизия двинулась на Запад и сдалась американцам. Пленных разместили в лагере с прочими частями СС. Во время июльской передислокации американских войск, проведенной с целью расширения западных границ советской оккупационной зоны, латышей перевезли в лагерь под Гамбургом. Ян Богарт, служивший во фламандской дивизии СС, вспоминает, что солдаты латвийского легиона отличались прекрасной дисциплиной. На перекличку они всегда выходили под руководством своих офицеров, строем, с приспущенным флагом и пением национального гимна. У них был сын полка — мальчик лет пяти-шести, одетый в пригнанную по его крошечной фигурке форму СС.

Богарт и его сотоварищи понимали, что «после включения района в советскую оккупационную зону латышей скопом передадут Советам». Латыши тоже боялись этого, но до поры до времени ничто не подтверждало эти страхи — их даже на запад повезли, подальше от советской зоны. Группа примерно в 4 тысячи человек находилась в Восточной Фризии, на границе с Нидерландами. Солдату 15-й дивизии Джону Антоневичу хорошо запомнилось то трудное время. Несколько месяцев они жили в лагере на полном обеспечении англичан, но их будущее оставалось смутно и неясно. Генералу Драгуну из советской миссии в Париже, несомненно, выло известно их местонахождение, и, наверное, он всячески добивался от англичан выдачи этих закоренелых антисоветчиков. И можно представить себе, какие потребовались усилия, чтобы противостоять этим требованиям, тем более что дивизия действительно воевала против СССР, да еще к тому же входила в войска СС — такая связь обычно порождала некоторые не всегда верные ассоциации.