Симон Шноль - Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ

Кожевников был основоположником дела охраны природы. Эта его деятельность чрезвычайно важна, но она находится за пределами моей компетенции. Современный американский историк науки Дуглас Вайнер пишет [4]: «Сегодня ретроспективно мы можем видеть, что Кожевников нащупывал путь к величайшей в XX веке революции в биологии: синтезу экологии, генетики и эволюционной теории. Экологическая концепция охраны природы Кожевникова по сути противостояла сталинистской программе общественного экономического развития. Представления Кожевникова о природе, изменяющейся очень медленно, требующей крайне длительных исследований законов ее эволюции, не слишком сильно отличались от представлений о природе как о чем-то неизменном, в особенности с точки зрения нетерпеливых строителей социализма. Неспособные воспринимать природу такой, какова она есть, они стремились переделать ее по-своему». Роли Г. А. Кожевникова как пионера охраны природы и заповедного дела в России, посвятил весьма ценный очерк Владимир Евгеньевич Борейко (Киевский эколого-культурный центр). С разрешения автора этот очерк (с сокращениями) помещен в Приложении [6]. Мне же было важно представить пример высоконравственного решения проблемы выбора решения в чрезвычайной ситуации, пример жизни еще одного героя отечественной науки. В. Е. Борейко Колокол Кожевникова Кажется, у Евгения Евтушенко есть — «Набат, не услышанный вовремя — может стать набатом на все времена». Профессор Григорий Александрович Кожевников являлся одним из первых, и, наверное, самых активных деятелей, поднявшихся в защиту природы. Он бил в набат дольше всех — четверть века. До и после 1917 г. Классик заповедного дела Григорию Александровичу по праву принадлежит пальма первенства в разработке теории российского заповедного дела. 4 сентября 1908 г. на Юбилейном акклиматизационном съезде профессор Кожевников сделал доклад, ставший вскоре «библией» отечественных заповедников. — «Есть такие вопросы, и часто весьма важные, которые прямо и непосредственно не захватывают наших жизненных интересов, и о которых в силу этого приходится постоянно напоминать. К числу таких вопросов принадлежит вопрос о праве первобытной природы на существование. (...) Культурного человека охватила жуть при виде того, что безвозвратно и неуклонно убегает от него природа, убегает с тем, чтобы никогда не вернуться. (...). Участки, предназначенные для того, чтобы сохранить образцы первобытной природы, должны быть довольно большого размера, чтобы влияние культурности соседних местностей не отражалось на них, по крайней мере, на далеких от края частях их. Участки эти должны быть заповедными в самом строгом смысле слова. По отношению к фауне в них должна быть абсолютно запрещена всякая стрельба и ловля каких бы то ни было животных, за исключением тех случаев, когда это нужно для научного исследования. Всякие меры, нарушающие естественные условия борьбы за существование, здесь недопустимы (...) По отношению к флоре необходимо отменить прорубание просек, подчистку леса, даже сенокос и уж, конечно, всякие посевы и посадки. Не надо ничего устранять, ничего добавлять, ничего улучшать. Надо предоставить природу самой себе и наблюдать результаты. Заповедные участки имеют громадное значение, а потому устройство их должно быть, прежде всего, делом государственным. Конечно, это может быть делом общественной и частной инициативы, но государство должно здесь идти впереди». Тема заповедников была совершенно нова, завязались прения. Профессор Н. Ю. Зограф заметил, что создание заповедников может таить опасность для местных жителей — не расплодятся ли несметные полчища вредных насекомых? На что Кожевников ответил, что вредители, как правило, плодятся не в дикой природе, а там, где человек на большой площади выращивает какое-либо одно растение <...> Практически все свои основные классические работы по заповедному делу Григорий Александрович опубликовал до революции. Еще были: доклад «О заповедных участках» на II Всероссийском съезде охотников, брошюра «Международная охрана природы», статья «Монастыри и охрана природы». Интересна его работа «Вопрос об охране природы на Естественно-историческом совещании Центрально-промышленной области», опубликованная в 1928 г. в журнале «Живая природа», «...важно подходить к вопросу охраны природы с широкой принципиальной точки зрения, а не смотреть узко-утилитарно, и, в частности, не сводить охрану природы к охране дичи, к устройству охотничьих заказников и т. п. Охранять первобытную дикую природу ради нее самое, смотря на прикладные вопросы как на стоящие на втором плане - вот основная идея охраны природы... Всякое „хозяйство" по существу своему в корне противоречит идее охраны природы. Человеческое хозяйство всегда есть уродование природы. Только невмешательство в жизнь природы делает природу научно-интересной. Если мы с этой позиции сойдем, то мы никогда не осуществим охрану природы в истинном смысле этого слова». Кстати, отмечу, что, возможно, на формирование классических взглядов Г. А. Кожевникова на охрану дикой природы и заповедное дело оказал немалое влияние его брат, Владимир Александрович, русский философ, занимавшийся исследованием красоты в природе. Патриотически настроенные ученые создают в марте 1912 г. при Русском Географическом обществе Постоянную природоохранительную комиссию - первый в стране всероссийский орган охраны природы. Кроме фигория Александровича, в нее вошли другие пионеры охраны природы — братья Андрей и Вениамин Семеновы-Тян-Шанские, И. Бородин, Г. Высоцкий, Г. Морозов, основатель легендарной Аскании-Нова Ф. Фальц-Фейн. Кожевников — один из организаторов в 1917 г. Московского общества охраны природы. Это он первый предупреждал — «исчезновение какого бы то ни было животного с лица земли — большое горе, хотя бы это было и весьма вредное животное».

«Когда надо бить в набат, — бей, даже если ты не звонарь по должности», — сказал Станислав Ежи Лец. фигорий Александрович не считал себя «работником цеха словесности», однако с 1907 г. его природоохранные статьи и заметки начинают появляться в газетах «Русские ведомости», «Утро России», журналах «Охотничий вестник», «Птицеведение и птицеводство». Как зоолог, Кожевников активно выступал против длинного списка «вредных» животных, уничтожение которых разрешалось круглый год. Он стал одним из организаторов в 1909 г. в Москве II Всероссийского съезда охотников, на котором был обсужден проект нового закона об охоте и сведен до минимума «черный» список «вредных» животных. Что вызвало яростную реакцию любителей бесконтрольно охотиться. Издатель популярного журнала «Природа и охота» господин Н. Туркин возмущался: «...И эта изумительная резолюция проходит в зоологической секции. Находя поддержку в председателях — гг. Бутурлине, Милюкове и Кожевникове. Этот последний представил даже доклад на тему: легко истреблять хищных зверей, но восстановить истребленное трудно, а поэтому надлежит оберегать и хищные породы, так как много веков уже живут хищные звери и птицы вместе с нехищными и до сих пор первые не истребили последних... Движение вспять — вот такими словами можно охарактеризовать постановление 2-го Всероссийского съезда охотников...» К сожалению, III Госдума так и не успела принять новый закон по охоте, в который фигорий Александрович с коллегами вложили так много сил. В ноябре 1913 г. профессор Г. А. Кожевников вместе с петербургским ботаником академиком И. П. Бородиным прибыли в Берн, где представители 18 ведущих держав мира участвовали в первом международном совещании по природоохране. Бернское совещание, представляющее почти все 80 существующих в то время в мире национальных природоохранных организаций, избрало Совещательную Комиссию для международной охраны природы. Задачи комиссии следующие: 1. «Собирание и группировка всех данных, относящихся к международной охране природы и их опубликование.» 2. «Пропаганда международной охраны природы. Комиссия действует через посредство своих членов». Второе Международное совещание по охране природы, которое с таким нетерпением ожидал фигорий Александрович, намечалось в Базеле, в сентябре 1914 г. Но, увы, разгорелась мировая война - «Волна дикого варварства неожиданно выплеснулась из рамок немецкой внешней культуры и далеко отодвинула решение таких вопросов, как Международная охрана природы», - с горечью писал в одной из статей Кожевников. Говоря — говори «- Весьма странную картину представляет собою в настоящее время значительная часть нашего интеллигентного общества: приветствуя теоретически борьбу с народным пьянством, многие не только просто образованные, но и высоко культурные люди сами по-прежнему потребляют алкогольные напитки и не только „легкие виноградные" вина, но и коньяк и даже водку, достать которую в настоящее время считается особым видом спорта...» Нет, я процитировал не вчерашнюю газетную передовицу. Об этом писал Кожевников в одной из московских газет летом 1915 г. Перелистывая подшивки «Русских ведомостей», «Уфа России», «Голоса Москвы», не перестаешь удивляться их полемическому накалу. Какой простор для критики, различного рода суждений, самых полярных взглядов! Профессор Кожевников в прессе выступал часто. По различным вопросам: обсуждался новый устав Московского Университета или гибель «Титаника», место для установления памятника Гоголю, или борьба с нищенством. — «Нигде в культурных городах не ползают по тротуарам и через улицу безногие, параличные, нигде не пресмыкаются в грязи, еле прикрытые калеки, кроме городов Востока и Москвы.» К жизненным неудачам Григорий Александрович относился на удивление легко, с юмором, и встречаясь с пороком, всегда, как тот богатырь из сказки, пытался не уступить. В отличие от В. И. Талиева, Григорий Александрович не принял с восторгом русские революции. Наоборот, в письме профессору А. П. Семенову-Тян-Шанско- му советовал агитировать за конституционную монархию, высказался против того, чтобы в России «должен быть проделан грандиозный эксперимент проникновения социал-демократических принципов на государственной стороне». «-Вообще, слово „демократия" меня пугает», - продолжал ученый, - «хотя я сам не аристократического происхождения, но все мои интересы, как полагаю, и ваши, всегда были в области аристократии мысли. Я боюсь, что в истинно-демократическом государстве аристократии мысли не будет». Когда многие профессора Московского Университета в связи с известным постановлением царского министра просвещения Кассо подали в отставку, Кожевников не присоединился к ним, считая, что политика несовместима с наукой и просвещением. Уже при советской власти, Кожевников переживал порчу русского языка, его бесили новые жаргонизмы, типа «книга эта не „читабельна"». Правда, в прессе об этом уже не сказать, оставалось лишь жаловаться в письмах друзьям. Интеллигенция - слово молодое. Даже в первое издание Даля не попало. Позже к «образованию и умственному развитию» Чехов добавил «порядочность и совестливость, сознательность и общественную активность». Именно интеллигенции мы обязаны пионерами охраны природы. Осмысливая их деяния, замечаю сходное для всех: горячее желание вмешиваться во все, что вызывало чувство тревоги, будь то политика или бюрократизм почтовых работников. Пусть не все, как взрывной Талиев, дрались на баррикадах, но даю голову на отсечение, никто из них не мог жить спокойно, когда «неправда рядом ела и пила». И может быть, поэтому в силу обостренной совестливости и порядочности они первыми увидели, вернее, особым шестым чувством «учуяли» новую, как снежный ком, растущую беду. И встали на защиту природы. Нестройным и разношерстным оказался тот первый заслон. С различными теориями и взглядами, без программы и организации. Но сделали они много, очень много, а оценивая из «нынешнего далека», даже сдвинули горы: разбудив в Российской империи общественную природоохранную мысль. И память о них имеет сейчас для нашего времени не меньшее значения, чем их живое присутствие.