Уильям Салливан - Тайны Инков

Другая, более пространная версия мифа является частью собрания мифов, известных сегодня под названием «Боги и люди Уарочири». Эта хроника была написана испанским священником Франсиско де Авилой, который пожелал собрать на кечуа, родном языке местных жителей, мифы той области, куда он был прислан, чтобы впоследствии использовать эту информацию как разведывательные данные с целью искоренения андской религии. «Боги и люди Уарочири» — это единственный и наиболее полный из всех записанных циклов мифов андских народов. Вот перевод версии о великом потопе в пересказе и записи одного неизвестного местного крестьянина, обученного Авилой транскрибировать кечуа с помощью испанского алфавита:

«В далекие времена этот мир оказался перед угрозой исчезновения. Самец ламы, пасшийся на холме с сочной травой, узнал, что Мать-Море решила выйти из берегов и разлиться, подобно водопаду. Этот самец впал в горькую печаль; он все мычал «ин, ин» и ничего не ел. Хозяин ламы, рассердившись, ударил его кукурузным початком. «Ешь, собака! — крикнул он. — Ведь ты находишься на лучших пастбищах». Тогда лама, заговорив, словно была человеком, поведала пастуху: «Выслушай меня внимательно и хорошенько запомни, что я тебе скажу. Через пять дней здесь будет огромный океан, и весь мир будет затоплен». И пастух встревожился; он поверил ему [ламе]. «Мы уйдем куда-нибудь и спасемся. Позволь нам пойти на гору Вилькакото; там мы, должно быть, спасемся; захватите еды на пять дней», — приказал он [?]. И с этого момента он начал восхождение со своей семьей и с ламой. Когда он находился уже у самой вершины горы Вилькакото, он обнаружил, что там собрались все звери: пума, лиса, гуанако, кондор — все виды животных. Едва добрался человек до вершины, как в реки начала падать вода; и так они сидели на Вилькакото, сгрудившись на крошечном пятачке, на самой вершине, где не достала бы их вода. Но вода все же достигла хвоста лисы и намочила его, отчего и по сей день хвост у лисы черный. А через пять дней вода стала убывать. Высохшая часть начала покрываться растительностью. Море отступало все дальше, а когда оно ушло и положение дел прояснилось, то оказалось, что оно погубило всех людей. Только тот, кто остался в живых на горе, и с ним остальная часть людей [семья?] снова стали размножаться, и благодаря ему род человеческий существует и поныне».

В конце концов ключом, открывшим мне смысл этих и других андских мифов, было одно простое предположение: что в мифологии заложены возможность и намерение поведать

о великих водоворотах времени. Последующие страницы содержат версию об андском прошлом и о появлении европейцев, которая никогда еще не публиковалась. Я полагаю, что эта версия представляет собой значительное приближение к восприятию андским мышлением конкисты Нового Света. И если главы об инках дают трагические и неустоявшиеся выводы, то они, возможно, послужат вполне обоснованным альтернативным взглядом на события в Кахамарке.

Путь к заключительным главам был продолжителен, поскольку являлся не чем иным, как обучением чтению в мифологии всей саги об андских народах в процессе их восхождения от рассеянных групп охотников до обладателей одной из наиболее необходимых Земле экосистем. Чтобы читатель мог не просто проследовать этим путем, но и лучше оценить его масштабы, скажу несколько напутственных слов.

Я пытался последовательно и применительно к контексту употреблять термины «андский» и «инкский». Для обозначения той земледельческой цивилизации, которая, как обнаружили археологические исследования, составляла доминирующий уклад жизни в нагорьях Анд примерно со II столетия до Рождества Христова, не существует иного общего понятия, кроме «андской». Основой этой цивилизации — как подтверждает и миф — было единство в многообразии. При наличии множества племен, языков и обычаев внутри андской эйкумены имелось, как я попытаюсь показать, объединяющее религиозное представление, покоившееся на общем, основанном на астрономии космологическом мировоззрении. Именно к этой цивилизации — а она была цивилизацией в любом смысле данного слова — относится понятие «андская». Инки стали силой в андской жизни лишь после 1400 года. Тем не менее они были, наряду с другими племенами Анд, прямыми наследниками андской традиции. Поэтому, используя в книге время от времени термин «инкский», я подразумеваю под ним характеристики испанских хроник, относящиеся непосредственно к инкам, которые, однако, являются также и характеристиками андской традиции в целом, неотъемлемой частью которой были и инки.

В первых же абзацах главы 2 я попытался дать читателю некоторое представление о времени и о драме истории андской культуры, начиная с современности и идя назад во времени. На основе этих предпосылок можно будет лучше оценить значение и древность мифов о ламе и потопе, которые составляют канву главы. Как мы увидим, «мир», погибший в том потопе, завершился почти на тысячелетие раньше, чем первый инкский император вступил на путь завоеваний. Миф о ламе и потопе описывает небесные события, которые происходили в VII столетии нашей эры.

В развертывании сюжетно-тематической нити данной книги для меня выделяется один момент. Я размышлял, почему во второй версии мифа о великом потопе лама была определена самцом.

Без какой-либо видимой причины я вспомнил, что знал кечуанское слово для обозначения самца альпаки, подвида семейства лам, ценного своей прекрасной шерстью. Это слово — пако. Тогда наступило замешательство, ибо я никогда прежде не замечал, что это слово и слово для обозначения «шамана» — одно и то же. Пако, или самец альпаки, в мифе был шаманом. Когда меня осенила мысль о значении этой догадки; в моей памяти всплыл отрывок из хроник, который подробно описывал поведение андского жреца-астронома:

«Его жизнь была религиозной и полной воздержаний; он никогда не ел мяса, а только травы и коренья, наряду с обычным хлебом из кукурузы. Его дом находился в сельской местности и очень редко в городе; говорил он мало; его платье было обыкновенным, простым, шерстяным, но скромным, до колен… а поверх него очень длинная мантия серого, черного или пурпурного цвета; он не пил вина, но всегда только воду. Проживание в деревне давало ему возможность лучше разглядывать звезды и свободнее размышлять о звездах, которые, согласно представлениям своей религии, он почитал за богов».

Это описание шамана было фактически таким же, как и поведение ла/со/альпаки в мифе: проживание в сельской местности, умеренное употребление в пищу трав и воды, одетый в шерсть и всю ночь вглядывающийся в звезды. От этой находки я испытал незабываемое ощущение, будто удар током. Я вновь обратился к мифу и перечитал его елова, прямую речь андского жреца-астронома, передаваемую беспрерывно через промежуток более чем в 1300 лет: «…лама, заговорив, словно была человеком, поведала пастуху: «Выслушай меня внимательно и хорошенько запомни, что я тебе скажу…»