Игорь Фроянов - Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия

Нельзя было надеяться на спокойное правление в Новгороде. Поэтому от поездки туда Ярополк и Олег «отпреся». {124} Владимир, не наделенный в отличие от своих братьев княжеским столом, ухватился за предложение новгородцев и поехал в волховскую столицу. Можно говорить, что «Владимир I Святославич стал новгородским князем, благодаря рекомендации Добрыни», но нельзя утверждать, будто Добрыня «сделал Владимира новгородским князем». {125} Еще меньше оснований рассуждать о каком-то захвате Владимиром власти в Новгороде «с помощью своего дяди Добрыни». {126} Если не осложнять летописный рассказ всевозможными домыслами, то останутся не подлежащими сомнению два момента: приглашение на княжение и согласие Владимира, а точнее — Святослава.

О том, как правил Владимир в Новгороде, летописцы почти ничего не сообщают. Лишь под 980 г. в Повести временных лет говорится о войне Владимира с полоцким князем Рогволодом на матримониальной почве: «И посла ко Рогъволоду Полотьску, глаголя: „Хочю пояти дщерь твою собе жене”. Он же рече дщери своей: „Дочеши ли за Володимера?” Она же рече: „Не хочю розути рабичича, но Ярополка хочю”… И придоша отроци Володимерови, и поведаша ему всю речь Рогънедину… Володимер же собра вои многи, варяги и словене, чюдь и кривичи, и поиде на Рогъволода. В се же время хотячу Рогънедь вести за Ярополка. И приде Володимер на Полотеск, и уби Рогъволода и сына его два, и дъчерь его поя жене». {127} В Лаврентьевской летописи под 1128 г. этот рассказ повторяется снова, но уже в несколько ином варианте. Владимир в нем пассивен, поступая так, как велит ему Добрыня, действующий властно и самоуверенно: «Роговолоду держащю и владеющю и княжащю Полотьскую землю, а Володимеру сущю Новегороде, детьску сущю и погану еще, и бе у него уи его Добрына, воевода и храбор и наряден мужь. Сь посла к Роговолоду и проси у него дщере его за Володимера, он же рече дъщери своей: „хощеши ли за Володимера?” Она же рече: „не хочю розути робичича, но Ярополка хочю”. Бе бо Роговолод перешел из заморья, имеяше волость свою Полтеск. Слышавше же Володимер разгневася… пожалиси Добрына и исполниси ярости, и поемше вои и идоша на Полтеск и победиста Роговолода. Рогъволод же вбеже в город, и приступивше к городу и взяша город, и самого князя Роговолода яша и жену его и дщерь его, и Добрына поноси ему и дщери его, нарек ей робичица, и повеле Володимеру быти с нею пред отцем ея и матерью. Потом отца ея уби, а саму поя жене и нарекоша ей имя Горислава…» {128}

Предание о сватовстве Владимира и его походе против Рогволода изучалось с точки зрения заимствований из старонемецкого эпоса {129} и скандинавских саг. {130} Более плодотворным надо признать сближение этого предания с русским эпосом, в частности с былиной о Дунае. Перед нами рассказ, пронизанный фольклорными мотивами сватовства и поездки эпического героя за невестой, характерными для эпохи распада родоплеменного строя, {131} т. е. того самого времени, когда жил Владимир. {132} Эпосоведы отмечали сюжетную близость предания с былиной о Дунае. «Генетическая связь сюжетной канвы былины с историческим преданием не вызывает никаких сомнений», — писал В. Г. Базанов. {133} Разумеется, тут нет заимствования ни с одной, ни с другой стороны. В. Я. Пропп подчеркивал, что в данном случае «ни эпос, ни летопись ничего не „заимствуют”, они выражают одинаковую народную мысль». {134} Однако наша задача состоит не в том, чтобы углубляться в тонкости устной народной поэзии. Нам хотелось бы за фольклорной дымкой рассказа распознать черты реальной жизни. Выполненный в эпическом стиле, он приоткрывает завесу над отношениями Новгорода с Полоцком в последней четверти X в.

Летописная дата похода Владимира на Полоцк давно вызывала сомнения у историков. Еще В. Н. Татищев, обратив внимание на ряд порождаемых ею несообразностей, называл 975 или 976 гг. как более вероятное время женитьбы (следовательно, и похода) Владимира на Рогнеде. {135} А. А. Шахматов отнес полоцкие события к 970 г. {136} Если это так, то отпадают догадки насчет желания Владимира накануне борьбы с Ярополком заключить союз с Рогволодом, {137} склонить его на свою сторону {138} или нейтрализовать. {139} Приобретает конкретный смысл и акция новгородцев, ультимативно потребовавших от Святослава дать им князя. Получив его, новгородцы, не мешкая, пошли войной на Полоцк. Видно, конфликт между двумя крупнейшими городами северо-запада назрел. Новгородцы ждали князя, и он нашелся. Новгородская рать устремилась к Полоцку. Тамошний князь спешил заручиться поддержкой Киева выданьем дочери своей за Ярополка. {140} Рогнеда собралась уже было выехать в Киев, как «Владимир, пришед к Полоцку, оступил град и, учиня с Рохволдом бой, онаго победив, Полотск взял…». {141} Город был взят штурмом со всеми вытекающими отсюда последствиями: разорением и сожжением. Археологические раскопки, произведенные Г. В. Штыховым, обнаружили отчетливые следы пожара в Полоцке второй половины X в. Они также показали, что разоренная цитадель города уже не восстанавливалась, а была перенесена на рубеже X–XI вв. в устье Полоты, на левый ее берег, т. е. на более высокое и неприступное место. {142} Так археологические данные подтверждают историческое предание.

Мы ошибемся, если станем объяснять поход Владимира на Полоцк личными обидами «робичича» и его «уя», оскорбленных отказом гордой Рогнеды. Подлинные причины конфликта лежали глубже, коренясь в общей ситуации, сложившейся в северо-западном регионе Восточной Европы. Этот регион для двух развивающихся городов оказался тесным. Их столкновение было неизбежным, поскольку оба города были заинтересованы в расширении подвластной им территории и увеличении своих доходов, поступающих в виде даней. {143} Центробежное распространение дани из Полоцка, как справедливо отмечает Л. В. Алексеев, «привело в конце концов в соприкосновение ее с данью, распространяемой из соседних равновеликих центров — Пскова, Новгорода, Смоленска и Турова. После неизбежных столкновений в конечном итоге были проведены границы между княжествами (?), хорошо прослеживаемые как по наличию возле них ненаселенных „ничьих” зон, так и по топонимам „межа” (пограничное поселение), „межник” (пограничный знак)». {144} Урегулированию территориальных споров предшествовали многочисленные кровавые войны. Одну из ранних войн такого рода и запечатлело предание о походе Владимира на Полоцк. Она всколыхнула всю наличную мощь Новгорода. С. М. Соловьев справедливо замечал, что здесь мы видим «не набег дружины, не одних варягов, но поход, в котором участвовали, как и в походе Олега, все северные племена». {145} Предание, как мы знаем, называет их. Это — словене, чудь, псковские кривичи, т. е. старые наши знакомые по суперсоюзу, возглавляемому с конца IX в. новгородскими словенами. Отсюда заключаем, что союз этот еще не распался во второй половине X в. Но уже тогда, вероятно, начался процесс трансформации его в Новгородскую волость. {146}