Игорь Фроянов - Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия

Убийство варягов на «Поромоне дворе» обернулось для части новгородцев трагическими последствиями. Ярослав, разгневанный таким «самоуправством», заманил новгородских «мужей» к себе в ракомскую резиденцию и там их всех перерезал. Повесть временных лет называет пострадавших мужей «нарочитыми», {29} а Новгородская Первая летопись младшего извода говорит о них описательно: «вои славны тысяща». {30} Поздние сводчики, соединив сообщения киевской и новгородской летописей, изображали дело так, будто Ярослав истребил в Ракоме 1000 «нарочитых мужей». {31} Им следовал В. Н. Татищев: «Пришли к нему (Ярославу. — И.Ф. ) знатных новгородцов. до 1000, междо оными и те, которые наиболее в побитии варяг повинны были. Он же… велел варягом всех побить». {32} Осторожнее поступил Н. М. Карамзин, который, опустив свидетельство летописи о количестве убитых в Ракоме новгородцев, писал: «Ярослав утаил гнев свой, выехал в загородный дворец, на Ракому, и велел, с притворною ласкою, звать к себе именитых Новгородцев, виновников сего убийства. Они явились без оружия, думая оправдаться пред своим Князем; но Князь не устыдился быть вероломным, и предал их смерти». {33} С. М. Соловьев говорит о «главных из убийц», добавляя при этом: «По некоторым известиям, было убито 1000 человек, а другие убежали». {34} Согласно Н. И. Костомарову, Ярослав позвал «к себе зачинщиков, вероятно, на мировую. Обольщенные его словами, они явились и были изрублены». {35}

Свою лепту в расшифровку этого темного места летописи внесли и советские историки. «Нет никакого сомнения в том, — замечал В. В. Мавродин, — что „вои славны тысящу” — это совсем не тысяча славных воинов, а „нарочитые мужи”, входившие в состав особой военной организации — тысячи…». {36} Д. С. Лихачев высказал догадку, по которой «нарочитые мужи» Повести временных лет есть своеобразный перевод выражения «вои славны тысяща» Новгородской Первой летописи. {37} Того же мнения держится Л. В. Черепнин. {38} К «нарочитым мужам» относит «посеченных» в Ракоме новгородцев и М. Н. Тихомиров. {39} Способом механического соединения известий Повести временных лет и Новгородской Первой летописи выходит из положения М. Б. Свердлов: «Разгневанный Ярослав обманом зазвал на княжеский двор „нарочитых” новгородских мужей и „исече” „вои славны, тысящю”…» {40} Если упомянутые исследователи остерегаются оперировать числом убитых, то Б. А. Рыбаков, поверив полностью поздним летописцам, говорит, что Ярослав заманил «1000 славных воинов (возможно, бояр и воевод новгородской тысячи) и изрубил их в отместку за варягов». {41} Наконец, согласно В. Ф. Андрееву, Ярослав «собрал самых знатных новгородцев на пир, во время которого приказал своим слугам их убить». {42}

Следует прежде всего отбросить летописную «тысящу» как количественное обозначение умерщвленных в Ракоме Новгородцев. Слишком неправдоподобно такое число убитых. Эта цифровая «тысяща» появилась, наверное, тогда, когда отошла в прошлое и была основательно забыта военная организация восточных славян, называвшаяся тысячей. Летописцы поздних времен, либо ничего не знавшие, либо имевшие весьма смутное представление о ней, перевели невразумительную «тысящу» на доступный себе и своим современникам язык. Прав В. В. Мавродин, усматривающий в «тысяче» Новгородской Первой летописи местную военную организацию. {43} Но автор, на наш взгляд, поспешил, когда «вои славны тысящу» истолковал как синонимическое наименование «нарочитых мужей». Думается, что «вои славны тысяща» — это наиболее видные, прославленные воины из «тысячи», т. е. новгородского ополчения. {44} И совсем не обязательно всех их причислять к знатным людям, ибо воинская доблесть в ту пору определялась не родовитостью, а храбростью, мужеством, ловкостью и силой. Вспомним предание о простом кожемяке, которого Владимир за победу в поединке с «печенежином» «створи великим мужем». {45} И это не плод фантазии сказителей, а живая историческая действительность. {46}

Еще не остыла пролитая в Ракоме кровь, как из Киева от сестры Ярослава Предславы пришла весть о смерти отца, великого князя Владимира, и о каиновых делах брата Святополка, вокняжившегося на киевском столе. Ярослав созвал «новгородцов избыток» на вече. «Любимая моя и честная дружина, юже вы исекох вчера в безумии моем, не топерво ми их златом окупите», — жалобно взывал князь. «И тако рче им: „Братье, отец мои Володимир умерл есть, а Святополк княжить в Киеве; хощю на него поити; потягнете по мне”. И реша ему новгородци: „А мы, княже, по тобе идем”. И собра вои 4000: Варяг бешеть тысяща, а новгородцев 3000; и поиде на нь». {47} Так повествует о вечевой сходке местный летописец. «Но, вероятно, — пишет Л. В. Черепнин, — в действительности все было сложнее. Видимо, велись переговоры, в которых Ярослав обещал новгородцам и денежное вознаграждение, и грамоту с какими-то политическими гарантиями». {48} Возможно, так оно и было. Но присмотримся к новгородцам, пришедшим на вече. В. Т. Пашуто видит в них «собрание части „нарочитых мужей”, санкционирующее войну и сбор ополчения для князя». {49} Чтобы убедить читателя в своей правоте, он отсылает его к Повести временных лет и Новгородской Первой летописи, но сам воспроизводит события только по Повести временных лет, поскольку в новгородском источнике нет ни единого упоминания о «нарочитых мужах», а речь идет о «новгородцах» и «гражанах», причем в синонимическом значении терминов. Называет он и «вои славну тысящу», с которыми мы уже разбирались. Следовательно, «нарочитых мужей» В. Т. Пашуто извлекает из Повести временных лет. Однако и материал Повести позволяет сделать иное, чем у В. Т. Пашуто, заключение. Варягов, как явствует из этой летописи, перебили новгородцы, в том числе и «нарочитые мужи». Последнее вытекает из слов: «И позва (Ярослав. — И.Ф. ) к собе нарочитые мужи, иже бяху иссекли варягы…» {50} Выделяя знатных людей из общей массы новгородцев, летописец предостерегает тем от отождествления понятий «новгородцы» и «нарочитые мужи». Новгородцы — это широкий круг людей, куда входят и «нарочитые». {51} Вот почему сводить вече, созванное Ярославом, к совещанию князя с «нарочитыми мужами» нельзя. Вече здесь — народное собрание (с участием, разумеется, знати), вотирующее чрезвычайно существенный вопрос о военном походе.

Почему новгородцы так быстро помирились с Ярославом и решили воевать со Святополком? «Причину такого решения новгородцев, — говорил С. М. Соловьев, — объяснить легко. Предприятие Ярослава против Владимира было к выгоде новгородцев, освобождавшихся от платежа дани в Киев: отказаться помочь Ярославу, принудить его к бегству — значит возобновить прежние отношения к Киеву, принять опять посадника киевского князя, простого мужа, чего очень не любили города…». {52} Сходным образом размышлял А. Н. Насонов, предполагавший, что новгородцы «боялись наместников Святополка в Новгороде и рассчитывали, что Ярослав пойдет навстречу их интересам». {53} Следовательно, поддержав Ярослава, новгородцы думали больше о себе, чем о князе. С победой Ярослава они связывали надежды на дальнейшее укрепление своей независимости от Киева. {54}