Пол Эврич - Русские анархисты. 1905-1917

Для анархистов столь же отвратительным, как перспектива «диктатуры пролетариата», был и российский парламент. В их глазах голосование – это всего лишь средство, чтобы не дать личности управлять собой. «Я индивидуальность!» – в октябре 1917 года заявлял анархист из Ростова, фактически повторяя слова Макса Штирнера, что «нет власти выше, чем мое «я». (Точно так же Прудон учил, что всеобщее избирательное право «контрреволюционно».) Когда в 1906 году состоялись выборы в Государственную думу, она стала для анархистов объектом поношения и издевательств. Теперь, в 1917 году, когда невдалеке маячило Учредительное собрание, отношение к нему было таким же презрительным. Народ в массе своей настолько неприкрыто поддерживал собрание, что даже большевики – и вряд ли они испытывали добрые чувства к парламентской демократии – благоразумно предпочли лицемерно выступить в пользу Учредительного собрания [24] В частном порядке Ленин весьма презрительно отзывался об Учредительном собрании, но его мнение было опубликовано лишь спустя несколько лет после революции. . Но анархисты, у которых никогда не было привычки играть словами, оценили будущий парламент как бесстыдный обман.

Широко распространявшаяся критика представительного правительства выходила из-под пера Аполлона Карелина, известного анархо-коммуниста. По Карелину, на практике демократия становится равна плутократии. Если даже рабочие получают право участия в выборах, доказывал он, кандидатов в парламент продолжат отбирать политические партии, а поскольку лидеры партии будут отбирать только бизнесменов, профессионалов и полуобразованных рабочих, которые хотят побегать на зеленой лужайке за пределами завода, при такой парламентской системе у обыкновенного работяги никогда не будет своих представителей. Во всяком случае, добавлял он, представительное правительство по сути своей всегда будет авторитарным, потому что оно лишает индивидуальность права свободно выражать свою волю.

В Петрограде на съезде заводских комитетов двое рабочих-анархистов в своих речах на той же основе отрицали и парламентскую демократию. Первый оратор упрекнул большевиков за поддержку Учредительного собрания, где господствуют «священники и помещики». Только чисто рабочая организация, заявил он, только фабричные комитеты и советы могут защитить интересы пролетариата. Его товарищ подчеркнуто повторил эти замечания. Заметив, что в списке кандидатов в Учредительное собрание всего несколько рабочих, он выступил с протестом – Учредительное собрание монополизировали «капиталисты и интеллектуалы». Он предупредил, что последние «ни в коем случае не могут представлять интересы рабочих. Они знают, как обвести нас вокруг пальца, и они предадут нас». Рабочий класс, громогласно заявил он, может одержать победу только в ходе «прямого столкновения». «Освобождение рабочих есть дело самих рабочих!»

В течение сентября и октября, по мере того как приближались выборы в Учредительное собрание, ораторы от анархистов продолжали обрушивать мощный поток оскорблений и обличительных речей на представительное правительство. Русский народ, писал Шапиро в «Голосе труда», должен проснуться и осознать, что ни один парламент не сможет проложить пути к свободе, что идеальное общество можно создать только через «отрицание любой власти, только путем революционного творчества». За несколько дней до Октябрьской революции Билл Шатов развил эту тему, продемонстрировав свой незаурядный ораторский дар перед делегатами Всероссийской конференции фабричных комитетов.

Политическая власть в любой форме, начал он, «не стоит и выеденного яйца». По сути своей российская революция – это не борьба за лидерство соперничающих политических партий, а экономический конфликт, в ходе которого решается, кто станет боссом в промышленности и сельском хозяйстве. Пока капиталисты будут владеть заводами, продолжал Шатов, рабочие обречены оставаться их рабами, даже при парламентской республике. «Я повторяю, – заявил он, – что политическая власть ничего нам не даст». Подготовка к Учредительному собранию – это пустая трата драгоценной энергии; кроме того, разделение рабочих на политические фракции разрушает их классовую солидарность. Вместо этого рабочие должны быть готовы к захвату заводов, а крестьяне – земли. «Мы должны создавать экономические организации. Мы должны быть готовы к тому, что на следующий день после революции мы запустим производство и будем управлять им». Учитывая такую мощную и неприкрытую враждебность к парламентскому правительству, кажется символичным, что именно анархист возглавил отряд, который в январе 1918 года разогнал Учредительное собрание, отпустив ему срок жизни всего в один день. По приказу нового большевистского правительства им стал кронштадтский моряк Железняков, командовавший в то время охраной Таврического дворца. Он и согнал с места Виктора Чернова, угрожающе заявив: «Караул устал».

В конце сентября «Голос труда» опубликовал письмо разгневанной женщины, жительницы Петрограда. Она заявила, что сыта по горло разговорами о свержении Временного правительства, и потребовала прямых действий, а не пустой суеты. «Когда придет конец бесконечному потоку слов и бумаг? – спрашивала она. – Долой слова! Долой резолюции! Да здравствует действие! Да здравствует творческий труд трудящегося народа!»

Писавшая эти слова, скорее всего, не знала, что через несколько недель анархисты, большевики, левые эсеры и другие приверженцы левых взглядов, вооружившись, свергнут режим Керенского. Его крах начался в конце августа, когда генерал Корнилов в попытке совершить переворот двинулся на столицу, вынудив Керенского обратиться за помощью к левым. Фабричные комитеты и рабочие профсоюзы быстро организовали отряды Красной гвардии, состоящие главным образом из большевиков, но дополненные немалым количеством анархистов, левых эсеров, меньшевиков и других радикалов, которых заставила сплотиться близкая угроза контрреволюции.

Когда силы Корнилова подходили к городу, железнодорожники останавливали поезда, телеграфисты отказывались передавать депеши генерала, а левые агитаторы успешно действовали в войсках, подрывая их боевой дух. Иустин Жук, который организовывал конфискацию Шлиссельбургского порохового завода, послал в столицу баржу с гранатами, которые Центральный совет рабочих комитетов Петрограда раздал рабочим Выборгской стороны. Но прежде чем пролилась чья-то кровь, авантюра Корнилова закончилась крахом. И теперь Керенский был обречен, потому что рабочие получили оружие и объединились под руководством крайних левых сил. По иронии судьбы марш Корнилова на Петроград проложил путь к свержению правительства его самым злейшим врагам.