Марк Батунский - Россия и ислам. Том 2

205 См. подробно: Sufin D. Metamorphoses of Science fiction on the poetics and history of a literary jenre. New (New Haven) Haven – London, 1979.

206 Bloch E. Experimentum mundi. Frankfurf-a-M., 1976.

207 Novum, согласно Сафину – это особая опосредствующая категория. Ее объяснительная сила прямо вытекает из ее пограничного положения между литературным и экстралитературным, вымышленным и эмпирическим, формальным и содержательным.

208 Этому исследованию придавалось государственное значение (см. подробно: Халфин Н.А, Рассадина Е.Ф. Ханыков Н.В. – востоковед и дипломат. М., 1977. С. 24).

209 Ханыков Н.В. Описание Бухарского ханства. СПб., 1843. С. 179.

21 °Cм. там же. С. 222–223.

211 Там же. С. 21.

212 См.: Халфин Н.А., Рассадина Е.Ф. Указ. соч. С. 29.

213 Ханыков Н.В. Городское управление в Средней Азии // Журнал Министерства внутренних дел. СПб., 1844. Ч. 6. С. 340–354.

214 Там же.

215 Там же.

216 См.: Ханыков Н.В. О населении киргизских степей, занимаемых Внутреннею и Малою Ордами // Там же. Ч. 8. С. 8. (Курсив мой. – М.Б. )

217 Там же.

218 Цит. по: Халфин Н.А ., Рассадина Е.Ф. Н.В. Ханыков – востоковед и дипломат. С. 45.

219 Там же. С. 46.

220 Там же. С. 46–47. (Курсив мой. – М.Б.)

221 Там же. С. 47.

222 «Восточным поэтам, – утверждает Ханыков, – свойственно живое воображение… но они мало заботятся о том, чтобы свои представления привести в соответствие с наиболее элементарными законами времени и места… Отношения восточного писателя с окружающей действительностью выглядят странными и не очень естественными. Бесспорно, он видит вещи такими, какие они есть, но, описывая их, он считает необходимым исказить истину (курсив мой. – М.Б.), чтобы сообразовываться с незыблемыми принципами устаревшей теории, – вот поистине оковы, опутывающие одаренного человека на Востоке». Язык же Корана, утверждает Ханыков, оказал пагубное влияние на языки воспринявших ислам народов, особенно на их прозаическую литературу (Там же. С. 181).

223 Там же. С. 51.

224 Там же.

225 Там же. С. 52, 53.

226 Хивинское ханство надо, настаивает Мейендорф, как можно скорее присоединить к России. Это не только принесет «большую коммерческую выгоду», не только сократит работорговлю, но и усилит «благотворное влияние России на Западную Азию», даст возможность расшириться здесь, благодаря русской власти, «благодеяниям европейской цивилизации» ( Мейендорф Е.К. Путешествие… С. 128).

227 Там же. С. 105.

228 Там же. С. 126.

229 Там же. С. 131. (Курсив мой. – М.Б.)

230 Там же. С. 132.

231 Там же. С. 135.

232 Там же. С. 136.

233 Там же. С. 150.

234 Там же. С. 132.

235 Там же. С. 142.

236 Там же. С. 143.

237 Там же. С. 142.

238 Там же. С. 143.

239 Там же. С. 152.

240 Там же. С. 143.

241 Вот любопытная цитата из воспоминаний Дениса Давыдова о борьбе с Наполеоном в дни его вторжения в Россию: «Все наши азиатские атаки не оказывали никакого действия против… европейского строя…» (Цит. по: Тарле Е.В. Наполеон // Сочинения. T. VII. М., 1959. С. 285. Курсив мой. – М.Б.)

242 А потому-то ему и удалось, вступив в беседу с двумя муллами, беспрепятственно пройти, с их согласия и «на удивление всем гяурам», в «главную святыню тебризских мусульман», Сеид-Гамзэ, о которой, пишет Березин, «я слышал очень часто, как о недоступном для христиан месте». Именно как знаток персидского языка и персидской истории предстает Березин на аудиенции у шаха (Березин И. Путешествие по Северной Персии. Казань. 1852. С. 73, 181–182).

243 Там же. С. 35. (Курсив мой. – М.Б.)

244 А это значит, что доминирует (во всяком случае, в литературе «среднего уровня») имманентная новоевропейской культуре (см. подробно: Heideggeri М. Die Kunst und der Raum. Sankt Hallem. 1969; Holzwege, Frankfurt am Main 1963; Chastel A. Le mythe de la Renaissance 1422–1520.Genéve, 1969; Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978, С. 73–76) тенденция к известной объективизации пространства, с чем – как с ее продолжением – связаны и попытки материлизовать пространство, овеществить его, овнешнить, усреднить (сделать его доступным простым способам измерениям), оторвать от субъекта, познающего это пространство. Представление (противостоящее мифопоэтической архаичной модели мира) о геометризованном, гомогенном, непрерывном, бесконечно делимом и равном самому себе в каждой своей части пространстве, порождало установку на покорение (овладение им) и последующую его унификацию, устранение из него качественных различий ( Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. С. 229–230). Но одновременно же, как я убежден, в бытийственно-гносеологической структуре анализируемых текстов сквозит и иная идея – идея обживания, усвоения пространства, собирания его как иерархизированной структуры соподчиненных целому смыслов. Поскольку же эта иерархия вовсе не претендует на безвременное гоподство, постольку в ней устанавливаются такие многослойные связи, которые приведут к неоднократной мене местами детерминирующего («цивилизованная Европа») и детерминируемого («Не-цивилизованная Азия»), Став цивилизованной, Азия может добиться статуса детер минатора.

245 Правда, «в обычаях Восток есть большей частью оборотная сторона Европы: почти все, что у нас считается белым, в Персии кажется черным и наоборот. Самые мелочные привычки персиянина или даже вообще мусульманина отзываются своеобразностью, совершенно чуждою европейского характера» (Березин И. Путешествие… С. 275–276). Но весь этот кажущийся вначале каким-то антимиром комплекс не только довольно легко может быть изучен европейцем, но и принципиально им познаваем с позиций категориального строя европейского же стиля мышления.

246 Впрочем, можно и по-иному оценить композиционную структуру – если не всех, то, уж во всяком случае, многих – «текстов путешественников»: как структуру, имеющую принципиально нелинейный характер. Зачастую то или иное описание вояжа на Восток представляло собой монтаж фрагментов, не связанных друг с другом ни хронологической, ни причинно-следственной, ни даже тематической связью. Это – мозаика мотивов, объединяющихся только в сознании читателя как и уитменовский эпос. Например, такая книга требует не столько эмоционального, сколько интеллектуального восприятия (Huggins A. Leaves of Grass from the Perspective of Modern Epic Practice // «Midwest Quarterly». Pittsburg, 1982. Vol. 23, № 4. P. 388), ибо полагается на «внетекстовую» осведомленность читателя, стимулируя его понятия и воображение. Но при всей своей мозаичности, типичное описание путешествия на Восток обладает идейно-тематической целостностью. Единство ему придает доминирующий его образ – авторское «я», являющееся тем центром, куда стягиваются все многочисленные нити «фрагментарного» сюжета. Другими словами, оно, это «типичное описание», есть, по существу, история духовного становления Путешественника на фоне эволюционирующей («даже на Востоке!») истории.