Марк Батунский - Россия и ислам. Том 2

164 Мазитова Н.А. Цит. соч. С. 99.

165 См.: Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги (от начала возникновения до 60-х годов XIX века). Казань, 1971. С. 133.

166 Там же. С. 34.

167 См. официальный сборник Министерства внутренних дел «Наиболее важные статистические сведения об инородцах Восточной России, Западной России, приверженных влиянию ислама». Казань, 1912.

168 См., в частности: «Православная противомусульманская миссия в Казанском крае, в связи с историей мусульманства в первой половине XIX века». Казань, 1870.

169 Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги. С. 173.

170 За издание книг на татарском языке выступали многие русские ученые – и не только Казем-бек, но и ректор Казанского университета, гениальный математик Лобачевский (см.: Там же. С. 174). Как утверждает А. Каримуллин (Татарская книга пореформенной России. С. 132), «борьба против татарской светской и демократической литературы… во второй половине XIX века велась под ширмой борьбы против… религиозных сочинений. В печати шла непрерывная пропаганда против магометанства, ислама… Это была внешняя сторона борьбы против татарской книги. Не самом деле, не считая периодов 1845–1849; 1890–1892… религиозная мусульманская литература не знала преград со стороны цензуры… Но говорить об этом власти… не могли, не боясь при этом «гнева» массы православных. Поэтому они преследование демократической литературы стремились представить как преследование мусульманской духовной литературы, благо для верующей массы (православных. – М.Б.) все книги татар являлись «басурманскими».

171 Цит. по: Там же. С. 173–174. (Курсив мой. – М.Б.)

172 Там же. С. 174.

173 Там же. С. 181.

174 Там же. С. 179. Тут же следует обратить внимание на деятельность в среде мусульман России шотландских и швейцарских миссионеров. Первые, получив согласие на то царского правительства (а также и большие участки земли), обосновались в 1802 г. в селе Каррас (близ г. Бештау). Они стали усиленно изучать тюркские языки и, выписав из Англии арабский шрифт и печатные станки, начали издавать христианские книги на татарском (вернее, азербайджанском), арабском и персидском языках. В 1815 г. часть шотландских миссионеров переселилась в Астрахань (у них же, кстати говоря, учился и молодой Казем-бек), где развернули публикацию для тюрков Поволжья и Урала. По следам шотландцев двинулись на Кавказ миссионеры Базельского евангелического общества, которые также стали выпускать в свет литературу на разных восточных языках. Это был период, когда русские власти стремились к христианизации своих подданных мусульман любой ценой – даже вопреки интересам собственных, православных, миссионеров. Но уже в 30-е годы последние получили полную монополию и иностранные протестантские миссионеры были отстранены от каких-либо религиозных контактов с приверженцами ислама (см. подр.: «Акты, собранные Кавказской археологической комиссией». T. VII. Тифлис, 1881. С. 329–335).

175 Герцен А.И. Собр. соч. Т. 1. М., 1954. С. 132, 133.

176 Даже такой приверженец миссионерского курса, как Н. Остроумов, вынужден был признать: «Среди казанских татар уже достаточно определилась светская литература, стремившаяся дать читателям материал, доступный не только образованным членам татарского общества, но и вообще грамотным людям. Вместе с тем новые произведения татарской печати явились проводником в народные массы передовых идей и научных знаний в европейском смысле этого слова» (Остроумов Н.К. К истории мусульманского образовательного движения в конце XIX и XX столетиях // Мир ислама. Т. 2, 1913, вып. 5. С. 310–311).

177 Вот что писал один из них о татарском фольклоре: «Если взглянуть на поэтические произведения инородца, то Туманность и непонятность построения его песен прежде всего бросаются в глаза. В них мы встречаем отрывочность изложения, бессвязность, неясность сравнений, странные переходы от одной мысли к другой» (Ашмарин А. Очерк литературной деятельности казанских татар-мохаммедан за 1880–1895 гг. Москва, 1901. С. 4).

178 Многие русские либералы были сторонниками ассимиляции – притом путь к ней они видели тот же, что их французские, например, единомышленники. Они же, по словам Ф.Д. Куртена, сочли, что «и наилучшим, и наиболее приближенным к французскому национальному характеру является такой метод колонизации, который состоит во все большем привлечении коренного населения к цивилизации метрополии (mother country) при одновременном сохранении уважения к обычаям этого населения… во всех странах, попадающих под французское господство, колонизаторские усилия должны быть направлены в русло пропаганды среди коренного населения национального языка, традиций и привычек к трудолюбию на их родине» (Curtin PhD. Imperialism. N.Y. 1971. P. XXI).

179 Миссионеры – и прежде всего ведущий их идеолог, Ильминский, – были недовольны выпускниками Петербургского университета (и особенно – Лазаревского института восточных языков) – не тем только, что они «плохо знают языки, а потому главное, что они не имеют патриотическо-миссионерского направления, которое между тем существенно необходимо в этом крае (Поволжье. – М.Б.) и которое может воспитываться в миссионерском отделении Казанской (Духовной) «Академии». Эти выпускники «не пригодны для наших азиатских окраин, потому что они изучают литературу, историю и этнографию азиатских народов объективно и переносят на них свое сочувствие» (Письма Николая Ивановича Ильминского к обер-прокурору Святейшего Синода Константину Петровичу Победоносцеву. Казань, 1895. С. 77, 117. Курсив мой. – М.Б.).

180 Девлет-Кильдеев. Цит. соч. С. 5.

181 Миропиев МЛ. Современное движение… С. 12–13.

182 Дрепер Дж. В. История умственного развития Европы. Пер. с англ. под ред. А.Н. Пыпина. СПб., т. 1. С. 270.

183 Там же. С. 279–281.

184 «Магомет провозгласил себя последним из пророков, потому что он сказал народу всю истину» (Девлет-Кильдеев. Цит. соч. С. 24); «Магомету, – тут Миропиев цитирует Г. Вейля, – бесспорно, принадлежит слава распространения Библии и Евангелия (в этом месте Миропиев поставил сразу и вопросительный и восклицательный знаки. – М.Б.) в стране и народе, который не был осенен никаким лучом разумной веры в бессмертие души и загробную жизнь, а потому, ввиду этой заслуги, он может быть признан посланником Божьим даже народами, почему-либо не принявшими его закона» (Там же. С. 19–20). И еще: «Лучшего понятия о Боге, чем дает ислам, трудно себе представить» (Там же. С. 13); «религиозные понятия, изложенные в Коране, прекрасны, лучшего желать нельзя» (Там же. С. 35).

185 Миропиев МЛ. Современное движение. С. 22.

186 Там же. С. 3.

187 Там же. С. 34.

188 А ведь они – интеллигенты по всем тогдашним критериям – именно себя могли рассматривать как подлинных выразителей «национального уклада, национальных черт, национальных интересов». В доказательство этого мусульманские модернисты могли бы сослаться, скажем, на известного русского литературоведа, лингвиста и психолога Овсянико-Куликовского. Он полагал, что поскольку «национальность есть явление по преимуществу интеллектуального порядка» (Овсянико-Куликовский Д.Н. Психология национальности. Пг, 1922. С. 6; книга вышла после смерти автора), постольку интеллигенция полнее других слоев населения выражает «национальную подоплеку».