Руслан Скрынников - Святители и власти

Дело Епифания продолжил сербский монах Пахомий, прибывший на Русь с Афона. Он жил в Троицком монастыре в 1440–1459 годах и взялся за перо после обретения мощей Сергия. Пахомий переработал сочинение Епифания, следуя византийским образцам житийной литературы. Он сократил и отбросил многие подробности мирского характера и дополнил «Житие» многословными описаниями чудес у гроба святого. В конце жизни Пахомий вторично пересмотрел текст и внес в него новые поправки.

Сочинение Пахомия приобрело большую популярность. Его читали, переписывали, подновляли, перерабатывали «на различную потребу» во многих русских монастырях и в книжных мастерских. Первые редакции Епифания и Пахомия растворились и исчезли среди необозримого множества поздних переделок. Их-то и вынуждены сейчас использовать исследователи. Особый интерес представляют древние списки житий, опубликованные Н. С. Тихонравовым и отцом Леонидом, сохранившие большие фрагменты ранних редакций текста.

Когда родился Сергий? Утрата оригиналов «Жития» затрудняет ответ на этот вопрос. В тексте «Жития», сложившегося к XVI веку, сказано, что Сергий преставился в 1392 году, прожив всех лет 70 и 8. Однако уже историк В. О. Ключевский заметил, что известие о возрасте Сергия выглядит в тексте как вставка, разрывающая текст, и это наводит на мысль о более позднем ее происхождении. В ранних списках XV века можно прочесть, что Сергий прожил не 78, а 70 лет, то есть родился не в 1314, а в 1322 году.

Мало кто из современников Сергия знал дату своего рождения, а следовательно, и свой возраст. Никаких церковных записей по поводу рождения не делали, имена давали по святцам, и всю жизнь человек чтил в дни рождения не себя, а своего покровителя — христианского святого или угодника. Важны были именины, а не день рождения, а потому не столь уж важно было, исполнилось имениннику пятьдесят или семьдесят лет. Люди начинали трудиться, едва подрастали, и прекращали, когда силы их покидали. Младшие современники Сергия, а тем более монахи, писавшие о нем через полвека после его смерти, легко могли ошибиться в определении возраста.

О времени рождения люди помнили чаще всего по тем событиям, которые сопровождали их появление на свет. Сведения такого рода хранились как семейное предание и отличались большой надежностью. Епифаний не знал точной даты рождения Сергия, но имел возможность ознакомиться с преданиями, хранимыми его семьей. Предание гласило, что преподобный родился «в княжение великое тферьское при великом князи Дмитрии Михайловиче… егда (была. — Р.С. ) рать Ахмулова». В семье Сергия помнили, что будущий игумен родился в княжение тверского князя Дмитрия Михайловича, когда Русь подверглась набегу татарской рати Ахмула. Взаимная проверка этих данных подтверждает достоверность предания. В 1322 году тверской князь Дмитрий Михайлович отнял великокняжескую корону у московского князя Юрия Даниловича, и в том же самом году на Русь напал Ахмул.

Предки Сергия жили в Ростовской земле. Ростов Великий принадлежал к числу древних городов Руси и появился на два с половиной века раньше Москвы. Отец Сергия был «един от нарочитых бояр», — иначе говоря, происходил из местной знати. Некогда ростовские бояре распоряжались судьбами Северо-Восточной Руси. Но к XIV веку Ростовское великое княжество подверглось дроблению и пришло в упадок, что неизбежно сказалось на судьбах местной знати.

Отец Сергия Кирилл служил в боярах у ростовских князей, а усадьба его «бе в пределех Ростовскаго княжения, не зело близь града Ростова». В этой сельской усадьбе у Кирилла и родились трое сыновей: старший — Степан, средний — Варфоломей (в монашестве Сергий) и младший — Петр. Память Варфоломея праздновалась 11 июня и 25 августа. Один из этих дней и был днем рождения второго сына.

Некогда имение Кирилла «кипело богатством». Но судьба не благоволила к боярской семье. Кирилл на старости лет «обнища и оскуде». Авторы «Жития» повествуют о том, что ростовского боярина разорили частые «хоженья» в свите ростовского князя в Орду, нападения татарских войск на Русь, наезды ханских послов, приезжавших за данью — ордынским «выходом». Татарская неволя осложнялась внутренними междоусобицами. Оспаривая власть, князья призывали на помощь татарские войска. С помощью Орды Иван Калита разгромил Тверь и получил от хана ярлык на великое княжество Владимирское. К 1332 году Калита в качестве владимирского князя завладел Сретенской половиной Ростовского княжества.

Объединение земель стало исторической необходимостью для Руси, истерзанной междоусобицами и татарщиной. Но объединение было сопряжено с войной, насилием и крушением привычного уклада жизни народа. Люди, бежавшие из Ростова, не могли до конца своих дней забыть о насилиях, которым они подверглись после появления в их земле московских воевод: «Увы, увы, когда граду Ростову, паче же и князем их, яко отъяся от них власть и княжение, и имение, и честь, и славы, и вся прочая потягну к Москве». Прибывшие в Ростов москвичи Василий Коче́ва и Мина должны были выколотить из населения серебро на уплату татарского выхода, а также для пополнения казны московского князя Ивана Калиты, — недаром народ прозвал его «денежным мешком». Воеводы «възложиста велику нужю на град». Многим ростовцам приходилось отдавать москвичам «имениа своя с нуждею». Те, кто не желал расставаться с имуществом, терпели побои. Чтобы устрашить недовольных, воеводы повесили вниз головой старейшего ростовского боярина Аверкия — «епарха градского», то есть местного тысяцкого. Насилия над ростовскими боярами не были вызваны их изменой, стремлением разбить «старое, сепаратистски настроенное боярское гнездо» в Ростове. Феодальные князья использовали любую войну для расширения владений, пополнения казны и привлечения населения в свои вотчины.

Описывая бедствия семьи Кирилла, автор «Жития» указывает на тяжесть татарского выхода и «частые глады хлебные». Летописи подтверждают достоверность его слов. Летописцы под 1332 годом отметили: «Того же лета бысть межени на велика в земли Русской, дороговь, глад хлебный и скудость всякого жита».

Война с Москвой, неурожай и голод привели к тому, что местное население стало покидать родные места. Некоторые ростовские бояре по своему желанию, а больше поневоле отправлялись в московские пределы на службу к Ивану Калите. Боярин Кирилл с семьей, Георгий Протопопов, Иван и Федор Тормасовы с зятем Дюденем и дядей Анисимом, некоторые другие ростовцы уехали в Радонеж. «Онисима же род, — отметили авторы «Жития», — с Протасием тысяцким пришедша». Протасий Федорович Вельяминов был тысяцким князя Ивана Калиты, из чего следует, что ростовских бояр переселили на великокняжеские земли.