Руслан Скрынников - Святители и власти

Одновременно с Иеремией в Москву прибыл английский посол Джильс Флетчер. Ему стоило большого труда разузнать о секретных переговорах Иеремии. Записки Флетчера подтверждают, что Иеремия сам предложил царю перенести патриарший престол из Константинополя в Москву. Грек подкрепил свое решение следующими доводами: во-первых, престол патриарший находится под властью турок — врагов веры, почему и следует перенести его в какое-нибудь другое государство, исповедующее христианскую веру; во-вторых, русская церковь остается единственной законной дщерью церкви греческой, следуя одному с ней учению и одинаковым обрядам, между тем как прочие единоверцы подчинились туркам и отступились от истинной религии. В определенной мере решение патриарха было связано с надеждами на создание в Европе мощной антитурецкой лиги, способной освободить Византию от ига. По словам Флетчера, Иеремия приехал в Россию, чтобы способствовать заключению союза между царем и испанскими Габсбургами, которые могли оказать наибольшую помощь в борьбе с турками. К участию в лиге предполагалось привлечь также австрийских Габсбургов. Слухи об объединении католических сил не на шутку пугали английского посла, и он, по всей видимости, преувеличивал возможности такой коалиции. Накануне похода непобедимой Армады к берегам протестантской Англии ее дипломатам повсюду чудились интриги и козни папской курии. По утверждению Флетчера, Иеремия якобы готов был подчиниться папе римскому, а в дальнейшем подчинить его власти также и русскую церковь. Подозрения такого рода были конечно же неосновательны. Греческие патриоты не теряли надежды на то, что с помощью антитурецкой лиги им удастся освободить Византию от иноземных поработителей. Лига, включавшая Испанию, Австрию, Московию, Иран и Грузию, должна была организовать одновременное нападение на Османскую империю, с тем чтобы изгнать турок из Константинополя. Перенесение престола в Москву, вероятно, казалось Иеремии средством к тому, чтобы приблизить эту отдаленную цель.

Как только московским властям стало известно о намерениях патриарха, они пустили в ход дипломатическую уловку. Через приставов и других малозначительных лиц Иеремии постарались внушить уверенность в том, что в Москве его ждет блестящее будущее. «Владыко, — заявляли московиты, — если бы ты захотел и остался здесь, мы бы имели тебя своим патриархом». Но, заключает свой рассказ Дорофей, подобные заявления исходили не от царя и бояр, а лишь от приставов, стороживших патриарха. Иеремия попал в расставленную ему ловушку, и, не ожидая официального приглашения, объявил приставам: «Остаюсь!» Тайная дипломатия увенчалась успехом, с этого момента переговоры получили официальный характер и стали фиксироваться в документах Посольского приказа. Перед Боярской думой была зачитана «царская речь», из которой следовало, что Федор давно замыслил иметь в своем государстве патриарха, того, кого бог благоволит: «Будет похочет быть в нашем государстве цареградский патриарх Иеремия, и ему быти патриархом в начальном месте в Володимире, а на Москве бы митрополиту по-прежнему; а не похочет… быти в Володимире, ино б на Москве учинити патриарха из московского собору».

Инициатором обсуждения вопроса о патриархе в думе был, разумеется, не царь Федор, а правитель Годунов. Смысл его выступления был предельно ясен. Россия не желала вновь видеть грека во главе русской церкви. Борис не собирался жертвовать своим ставленником Иовом даже ради учреждения патриаршества в России. Просьбу патриарха правитель соглашался выполнить лишь на условиях заведомо для того неприемлемых. Греку дозволялось основать свою резиденцию в захолустном Владимире, с тем чтобы фактическим главой русской церкви в Москве оставался митрополит Иов. По решению Боярской думы Борис Годунов отправился на подворье к патриарху. Различные источники, несмотря на содержащиеся в них противоречия позволяют во всех деталях проследить за последующими переговорами.

Архиепископ Арсений описал посещение Бориса как очевидец. У великого боярина, замечает Арсений, был смущенный вид, когда он «не без страха, но почтительно и в порядке» приступил к изложению дела. Борис повел дело так ловко, что патриарх решился исполнить волю царя. Но ему воспрепятствовали его советники — митрополит Дорофей, патриарший племянник Дмитрий и двое других греков. Они обратили внимание Иеремии на то, что русские предлагают ему основать свою резиденцию в захолустном Владимире, а не в Москве. «А Владимир хуже Кукуза!» — говорил патриарху Дорофей, самый рьяный из противников московитов. Армянский городок Кукуз был местом заточения Иоанна Златоуста. Во Владимире, внушали патриарху, он будет в худшей ссылке.

По русским источникам, Иеремия заявил Борису, что согласен основать свою резиденцию только в Москве, «занеже патриархи бывают при государе всегда; а то что за патриаршество, что жити не при государе, тому статца никак невозможно». Выслушав окончательное мнение Иеремии, Борис стал настаивать на том, чтобы в московские патриархи был поставлен кто-нибудь из русских. Но патриарх отклонил и эту просьбу, сославшись на то, что он волен распоряжаться только своей кафедрой. «Не будет законно, — сказал он, — поставить другого, если мне самому не быть на двух кафедрах». По словам очевидцев, правитель покинул патриаршее подворье чрезвычайно опечаленным. Дипломатическая игра была проиграна. Тогда на греков решили воздействовать иными способами. Годунов на время покинул сцену. «Черную работу» взялись выполнять братья Андрей и Василий Щелкаловы. Дьяки попытались купить согласие патриарха щедрыми посулами. Они обещали ему дорогие подарки, богатое содержание, города и области в управление. В то же время патриарху дали понять, что его не отпустят из Москвы, пока он не уступит. Под конец с греками заговорили языком диктата. Когда митрополит Дорофей отказался подписать грамоту «о поставлении» Иова, Андрей Щелкалов пригрозил утопить его в реке.

Переговоры с греками дают наглядное представление о распределении ролей между двумя главными правителями русского государства. В то время как Борис Годунов предпочитал уговоры и убеждения и употреблял все свое красноречие, Андрей Щелкалов действовал без всяких церемоний. Его угрозы произвели на греков, по-видимому, более сильное впечатление, чем красноречие Годунова. Тем не менее честь благополучного завершения переговоров с греками выпала на долю Годунова.

Борис не мог допустить срыва переговоров, получивших широкую огласку, и постарался закончить дело как можно скорее. Боярская дума вторично собралась в царских палатах и окончательно отклонила просьбу Иеремии о «поставлении его патриархом на Москве». Решено было еще раз держать совет с Иеремией о возведении в сан патриарха Иова. Бояре распорядились взять у Иеремии «чин» поставления патриархов и учредить новые митрополичьи, архиепископские и епископские кафедры в тех городах, где будет «пригоже». Решение о преобразовании московской церковной иерархии было принято еще до того, как дума получила формальное на то согласие патриарха.