Андрей Ланьков - Август 1956 год. Кризис в Северной Корее

В тех частях своего выступления, которые затрагивали наиболее опасные проблемы, связанные с набиравшей силу десталинизацией и реформаторским движением в странах социалистического лагеря, Ким Ир Сен воспользовался любопытными политико-риторическими приёмами. В особой степени это проявилось в том, как в докладе трактовался такой деликатный термин, как «культ личности». Ким Ир Сен употреблял этот термин в связи с поверженными соперниками, коммунистами Юга, которые якобы насаждали в партии «культ личности» своих вождей. Он пояснил, что если Северная Корея и знала «культ личности», то это был культ Пак Хон-ёна и его сторонников. Это замечание имело под собой некоторую основу, так как культ Пак Хон-ёна в конце 1940-х гг. действительно существовал в Коммунистической (позже — Трудовой) партии Южной Кореи. Насаждение культа личности вождя было обычной практикой любой коммунистической партии этого периода. Тем не менее культ Пак Хон-ёна (даже в ранние периоды истории ТПК) имел гораздо меньший масштаб, чем культ самого Ким Ир Сена, который в КНДР начал формироваться очень рано и быстро приобрел масштабы, исключительные даже по меркам тех лет. В целом же Ким Ир Сен старался не использовать этот взрывоопасный термин слишком часто и даже не упомянул о «культе личности», говоря о недавнем XX съезде КПСС. Другой популярный советский лозунг — «коллективное руководство» — вообще не встречался в пространном докладе Ким Ир Сена [112] Хотя Ким Хак-чжун и отмечает, что речь Ким Ир Сена на III съезде публиковалась реже, чем его выступления на других партийных съездах, несколько раз ее печатали полностью. В настоящей книге использован текст, напечатанный в «Нодон синмун» во время работы съезда, так как он представляется наиболее аутентичным. . Примечательно и то обстоятельство, что на следующий день после произнесения Ким Ир Сеном его доклада передовая статья «Нодон синмун» упоминала «культ личности» исключительно в связи с осужденными южанами и, конечно же, только применительно к лидерам низвергнутой внутренней группировки. Однако в передовой статье все-таки был использован термин «коллективное руководство», которого Ким Ир Сен избежал в своем докладе [113] Нодон синмун. 25 апреля 1956 г. Интересно, что в передовой статье термин «коллективное руководство» переводился как «чипчхе чидо», а не как «чипдан чидо» (вариант перевода, который впоследствии стал стандартным). .

Другой важной особенностью как доклада, так и съезда в целом, были акценты на необходимости быстрого развития тяжелой промышленности КНДР. Начиная с 1920-х гг. экономическая политика коммунистических партий в ее сталинистском варианте основывалась на тезисе о необходимости развития тяжелой индустрии любой ценой, в том числе и за счет индустрии легкой. В СССР с середины 1950-х гг. баланс начал заметно смещаться в сторону легкой промышленности и сферы потребления. Эти перемены были отражением идей, проявившихся после смерти Сталина. Политика Сталина, направленная на быстрое развитие тяжелой промышленности всеми средствами и любой ценой, в том числе и ценой массовых жертв, стала рассматриваться как устаревшая, неэффективная с экономической точки зрения. Для коммунистических режимов Восточной Европы, не слишком стабильных и не слишком популярных среди собственного народа, такая стратегия таила в себе и дополнительные внутриполитические опасности, так как ее неизбежным результатом было недовольство населения, с которым местное руководство уже не могло и не хотело бороться старыми сталинскими методами. С середины 1950-х гг. социалистические страны Восточной Европы начали постепенно снижать темпы развития тяжелой индустрии и направлять освободившиеся средства в легкую промышленность и в сельское хозяйство. В подобных условиях явное намерение Ким Ир Сена осуществить ускоренную индустриализацию в сталинском стиле выглядело анахронизмом, а то и прямым вызовом той официальной стратегии, которую проводил «нерушимый социалистический лагерь, возглавляемый СССР».

Также на съезде выступили секретарь ЦК ТПК Пак Чон-э и Ли Чу-ён, тогда занимавший пост председателя Центральной Контрольной Комиссии. Последний представил обычный и не слишком примечательный отчет, посвященный, главным образом, численности партии и ее финансам, тогда как Пак Чжон-э кратко ознакомила делегатов с предстоящими изменениями в партийном Уставе. Изменения эти были минимальными. В частности, предусматривалось увеличение интервала между партийными съездами (которые все равно никогда не созывались в срок). Прежняя трехуровневая структура высшего руководства (Центральный Комитет — Президиум — Политический Совет) заменялась более обычной для советской практики двухуровневой системой, с Президиумом в роли высшего исполнительного органа партии, а на практике и всего государства. Так же, как его советский двойник, Политбюро, Президиум ТПК состоял из членов и кандидатов в члены.

Кроме того, была пересмотрена еще одна формулировка старого Устава. Принятый в 1946 г. Устав ТПК говорил, что «Трудовая Партия Кореи руководствуется бессмертным учением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина». В новой же редакции Устава теоретической основой партии был назван «марксизм-ленинизм». Политическая подоплека этой правки вполне очевидна, но показательно, что вместе с И. В. Сталиным пострадал и Ф. Энгельс, так что при желании можно было объяснить перемену стремлением к более четким формулировкам (действительно, «марксизм-ленинизм» является более конкретным понятием, чем некое расплывчатое «учение Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина»).

Сюрпризов во время работы съезда было немного. Однако здесь следует упомянуть о двух важных событиях, которые были тесно связаны со съездом, но остались неизвестными большинству его участников и тем более широкой публике.

Из документов советского МИДа мы знаем, что некоторые видные члены советской фракции, включая Пак Чхан-ока, Пак Ый-вана и Пак Ён-бина, надеялись лично встретиться с Л. И. Брежневым (будущий советский лидер тогда возглавлял партийную делегацию, присутствовавшую на съезде). Советские корейцы хотели в частной беседе с советским представителем обсудить некоторые проблемы внутренней политики Северной Кореи и особенно положение советских корейцев. Пак Киль-ён (тогда заместитель министра иностранных дел) знал об этих планах. Всего две недели спустя, 17 мая 1956 г., сотрудник МИДа записал: «Коснувшись недавней поездки секретаря ЦК КПСС тов. Брежнева JI. И. в Корею на III съезд Трудовой Партии Кореи, Пак Киль Ен (Пак Киль-ён. — А. Л.) сказал, что ряд руководящих корейских деятелей Пак И Ван, Пак Чан Ок, Ким Сын Хва, Пак Ен Бин (Пак Ый-ван, Пак Чхан-ок, Ким Сын-хва, Пак Ён-бин. — А. Л.) и другие рассчитывали на то, что им удастся при встрече с тов. Брежневым Л.И. подробно и обстоятельно побеседовать с ним по всем вопросам внутриполитической обстановки в КНДР, а также по некоторым вопросам положения советских корейцев. К сожалению, это не удалось осуществить ввиду обстановки, создавшейся за последнее время вокруг советских корейцев в КНДР. Правда, заместитель председателя кабинета министров КНДР Пак И Ван имел возможность несколько ознакомить тов. Брежнева с положением в КНДР, но эта информация носила ограниченный характер» [114] Запись беседы В. И. Иваненко (первый секретарь дальневосточного отдела МИД СССР) с Пак Киль Еном (посол КНДР в ГДР). 17 мая 1956 г. Запись этой беседы (бесед?) между Л. И. Брежневым и Пак Ый-ваном несомненно существует, но остается засекреченной. . Следует объяснить, что все перечисленные политические деятели — Пак Ый-ван, Пак Чхан-ок, Ким Сын-хва, Пак Ён-бин — были выходцами из СССР, представителями «советской группировки».