Андрей Ваджра - Архив Андрея Ваджры

Когда советская система рассыпалась на огромное количество составных частей, мгновенно утративших свой смысл и предназначение, Украина осела на мутное историческое дно в виде имперского осколка. Лишённая смыслового контекста, она погрузилась в абсурд, где реальное оказалось нереальным, а нереальное – реальным. В таких условиях идейными лидерами украинского общества не могли не стать индивиды, чья душа зависла в сумрачном пространстве между психической нормой и патологией.

Неожиданный и мгновенный разлом советской системы стал для УССР трагическим вдвойне, так как не просто вырвал её из смыслового контекста, но и запустил квазибольшевистского идеологического дублёра – украинство. Коммунистический режим так выстроил структуру своих фундаментальных смыслов, что его гибель автоматически предполагала для УССР подъём украинского национализма в его самых крайних, деструктивных, патологических, русофобских формах свидомизма.

Без советизма свидомизм был бы невозможен.

Лишённое действительного творческого начала, потерявшееся во времени и пространстве, украинство изначально не было способно на естественное развитие, ограничиваясь лишь доведением своих замшелых, тоталитарных постулатов до ярко выраженных психических отклонений. Почти двадцать постсоветских лет «развития» украинства представляют собой аутогенное застревание на неких архиважных идеях с последующим проваливанием в ярко выраженный бред. Не сложно увидеть в том, что говорят и делают сейчас «свидоми» активисты симптоматику синдрома сверхценных идей, граничащую с признаками паранойяльного бреда. Именно благодаря патологической энергетике душевного расстройства, рыхлое, вялое, культурологическое украинство трансформировалось в тоталитарную, визгливую, агрессивную идеологию свидомизма.

Рассмотрим клинический случай свидомизма на примере его типичного представителя - Аскольда Лозинского, возглавляющего т.н. Мировой конгресс украинцев.

Сам по себе, как личность, пан Лозинский никому не интересен. Но в качестве неугомонного и крикливого «свидомого дияча», неустанно декларирующего с самоуверенной, безапелляционной эпатажностью Жириновского, нетленные истины украинства, он привлекает внимание публики. В украинской политической «тусовке» всегда не хватало буйных. От слащавой и умеренной респектабельности её главных персонажей население уже тошнит. А американец Лозинский озвучивает не всегда проговариваемые открыто в самой Украине желания политического украинства, где перекосы в сторону откровенного свидомизма, в своём развитии подступившего к рубежам паранойи, могут себе позволить только маргиналы типа Тягнибока, чьи электоральные перспективы никогда не выйдут за границы Галиции.

С другой стороны, Лозинский - это редкий у нас на Украине вид «свидомого»-идеалиста, искренне защищающего именно принципы украинства, а не использующего их в своих личных интересах, как это принято среди коренных «свидомых». Лозинский – идеалист с «правильным», классическим для свидомизма пониманием украинства и Украины. При этом его идеализм не мешает ему чётко видеть ту ситуацию, которая сложилась с внедрением его идеальной «Украины» в реальную действительность. Лозинский - это пример типичного «свидомого». Этим он и интересен.

При чтении его статей и интервью, прежде всего, становится очевидным ярко выраженный у него синдром сверхценной идеи. По своей сути, любая сверхценная идея это – интеллектуальное последствие эмоционального перенапряжения, аффективной перегрузки связанной с некими стрессовыми событиями в жизни человека и сопровождающими их смыслами. Сверхценные идеи возникают как патологическое преобразование этих стрессовых событий и связанных с ними переживаний. Такие идеи принимают форму гипертрофированной, болезненной убежденности в том, чего на самом деле нет. Причём эта убежденность всегда имеет под собой реальные факты, которые переоценивается человеком в сторону сверхоценки с последующим конструированием из них неких архиважных принципов и идей, побуждающих своего носителя активно бороться за их реализацию.

Лозинский родился в семье эмигрантов т.н. третьей волны. Его отец был членом ОУН, оказавшимся после окончания ІІ мировой войны и разгрома УПА в одном из европейских лагерей для беженцев. Шок поражения и неопределенность положения тысяч «свидомых» украинцев, бежавших в Европу, были компенсированы американцами в 1947 году, когда США открыли на шесть лет свою границу для беспрепятственного въезда на свою территорию эмигрантов из Европы. За этот короткий срок в Америку перебралось на постоянное место жительства около 180 тысяч человек. В этом широком, пёстром людском потоке оказалась и родители Лозинского.

По рассказам Аскольда, он с младенчества жил и воспитывался в духе украинского национализма, фанатичными сторонниками которого был как его отец, так и мать. Но на сознание ребёнка накладывалась не только идеология ОУН, но и сильная эмоциональная компонента поражения и бегства его родителей. Это не могло не вызывать у мальчика сильного эмоционального застревания на политической идеологии, привитой ему с младенчества, на образе врага и на таких негативных чувствах как: ненависть, обида, страх, стремление к мести и реваншу, что в комплексе создавало некое представление о попранной когда-то кем-то «справедливости». Таким образом, вся смысловая и ценностная конструкция, доминирующая в сознании Лозинского (и подобных ему «свидомых») зиждется на эмоциональном фундаменте ущемлённой «справедливости» и стремлении её восстановить любой ценой. Весь мир он и ему подобные видят сквозь призму этой «справедливости», все свои главные жизненные ценности они отбирают и выстраивают в цельное мировоззрение на её основе. Так психологическая травма накладывает свой отпечаток на жизнь и судьбу человека.

Сверхценности всегда сопровождаются в душе их носителя сильными чувствами (аффектами), и переживаются как нечто сугубо своё, личное, интимное, что полностью снимает психологическую защиту человека, лишает его возможности избежать подчинения сверхценностям. Сам того не понимая, человек сверхценной идеи становится злобным «бобиком» на крепком поводке у, на самом деле, чуждых ему эмоционально-смысловых сущностей, представляющих собой иллюзии его же собственного сознания.

Тот же психологический механизм работал не только у эмигрантов, но и тех, кто принял веру украинства на Украине во времена упадка и развала СССР. Тогда разрушение Советского Союза и крушение его идеологических постулатов для многих стало неким психологическим и мировоззренческим шоком, эмоциональной, аффективной переоценкой ценностей, подчинившей себе доминирующие в обществе смыслы и приведшей многих психологически неустойчивых и интеллектуально незрелых граждан к идеологии украинства в её самых крайних проявлениях. Утратив тогда на руинах советского режима веру в коммунистические и социалистические сверхценности, они ринулись к иным сверхценностям, даже не попытавшись разобраться в них, понять, что они собой представляют на самом деле. Свергнув одних идолов своего сознания, они принялись поклоняться другим. Точно так же некритично и бездумно.