Руслан Скрынников - Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века

Арсений не пометил точную дату избрания Игнатия. [86] В «Записках» Арсения избрание Игнатия помечено датой 31 мая. В тексте рукописи эта дата исправлена на 31 июня ( Дмитриевский А. Архиепископ елассонский Арсений, с. 103, прим. 2). Но он знал, что «Дмитрий» созвал епископов на другой день после прибытия в Кремль, а поставление Игнатия совершилось в воскресенье. Аналогичные сведения сообщает автор «Иного сказания». Согласно «Сказанию», избрание Игнатия имело место в первое воскресенье после прибытия «вора» в Москву, «в неделю июня в 24 день». [87] Иное сказание. — РИБ, т. XIII, стб. 52. Автор «Сказания» допустил лишь одну небольшую неточность: первое воскресенье после 20 июня приходилось не на 24, а на 23 июня 1605 г.

Поставив во главе церкви своего «угодника», Лжедмитрий произвел перемены в высшем боярском руководстве. Наибольшим влиянием в думе пользовались князь Василий Шуйский и его братья. На их головы и обрушился удар.

Поводов для расправы с Василием Шуйским было более чем достаточно. Доносы поступили к самозванцу одновременно через П. Ф. Басманова и через польских секретарей и телохранителей.

Василий Шуйский некогда расследовал обстоятельства смерти царевича Дмитрия. Поэтому к нему постоянно обращались, с тех пор как в Литве объявился самозванец. В кругу доверенных лиц князь Василий допускал откровенность даже после того, как Лжедмитрий сел на трон.

Однажды на двор к князю Василию явились некоторые из московских купцов и горожан, чтобы поздравить его с царской милостью. Шуйский будто бы проехал по улицам столицы с царем в его экипаже. В ответ на поздравление одного купца, пользовавшегося полным доверием хозяина, Шуйский в сердцах сказал про нового государя: «Черт это, а не настоящий царевич; вы сами знаете, что настоящего царевича Борис Годунов приказал убить. Не царевич это, а разстрига и изменник наш». [88] Немоевский С. Записки, с. 115. Стоявший поодаль купец подслушал разговор и поспешил донести о нем.

Русские источники называют имена купцов и посадских людей, с которыми Шуйский вел неосторожные разговоры. Самым влиятельным из них был Федор Савельевич Конь, крупнейший архитектор и строитель своего времени. [89] Сказание о Гришке Отрепьеве. — РИБ, т. XIII, стб. 734. В течение восьми лет Конь возвел в Москве каменные стены Белого города, строил укрепления столичного Симонова монастыря. [90] Косточкин В. В. Государев мастер Федор Конь. М., 1964, с. 34–44. Источники называют Коня не только «государевым мастером», но и «торговым человеком». Видимо, Федор Конь принадлежал к верхам богатейшего столичного купечества.

В поздних русских сказаниях дело представлено так, будто великий поборник православия князь Василий призвал к себе Федора Коня и другого известного московского человека Костю Лекаря и сказал им, что государь — злой враг, богоотступник и еретик Гришка Отрепьев. Шуйский якобы сам наказал Коню: «Поведайте тайно в мире с разсуждением, чтобы християне… еретика познали!» [91] Сказание о Гришке Отрепьеве, стб. 734.

Федор Конь и Костя Лекарь поведали «про еретика без рассуду многим людям», после чего о крамоле узнал Петр Басманов. [92] Там же.

Получив донос от П. Ф. Басманова, Лжедмитрий приказал без промедления арестовать трех братьев Шуйских. «Приставами», или тюремщиками Шуйских стали бояре П. Ф. Басманов и М. Г. Салтыков. [93] Иное сказание, стб. 52. При Борисе Годунове М. Г. Салтыков руководил розыском о заговоре Романовых, при самозванце расследовал заговор Шуйских. Боярин усердствовал, чтобы доказать свою преданость новому государю. Но главным инициатором розыска был все же не он, а боярин П. Ф. Басманов.

Шуйским было предъявлено обвинение в государственной измене. Однако официальная версия их дела заключала в себе слишком много неясного. Даже близкие к особе Лжедмитрия люди по-разному излагали вину знатного боярина. Шуйского обвиняли то ли в распространении слухов, порочивших государя, то ли в организации форменного заговора с участием многих тысяч лиц.

В письме из Москвы от 4 июля 1605 г. иезуит А. Лавицкий писал, что Шуйского судили за то, что он называл «Дмитрия» врагом и разрушителем истинной православной веры, орудием в руках поляков. [94] Письмо Лавицкого от 4 (14) июля 1605 г. — in: Pierling P. Rome et Demetrius, s. 85. Один из секретарей самозванца поляк С. Слонский рассказывал, что он сам передал государю донос одного московского купца, подслушавшего, как Шуйский называл царя расстригой и изменником. [95] Немоевский С. Записки, с. 115. Яков Маржарет, ставший одним из главных телохранителей Лжедмитрия, писал, что Шуйского обвиняли в «преступлении оскорбления величества». [96] Маржарет Я. Записки, с. 197.

Другую версию изложили командиры польских наемных войск С. Борша и Я. Вислоух, находившиеся в Москве в момент суда над Шуйскими.

В июле 1605 г. Я. Вислоух сообщил в письме к брату, что в Москве открылась измена: Шуйские начали убеждать народ, что «Дмитрий» — не истинный царь, но польский королевич, который хочет православную веру разрушить, а лютеранскую ввести; заговорщики хотели истребить поляков и уговорили для этого 10 тыс. детей боярских; поляков должны были сжечь с дворами (трактирами) и перебить, но поляки узнали об этом и известили царя. [97] Письмо Я. Вислоуха из Москвы от 14 (24) июля 1605 г. — Библиотека Вроцлавского университета (Оссолинеум), Рукописи библиотеки Оссолинских, № 2284, л. 156 об.

Ротмистр С. Борша воспроизвел ту же версию, но в более кратком варианте. По его словам, Шуйские разработали план переворота, в котором должен был участвовать народ: они задумали «ночью зажечь и учинить над царем и над нами (польскими солдатами. — Р.С. ) предательство». [98] Борша С. История Московская, стб. 399.

Опираясь на преданные Лжедмитрию отряды П. Ф. Басманов арестовал множество лиц, которых подозревали в заговоре с Шуйскими. Розыск проводился с применением изощренных пыток. Показания современников о результатах расследования расходятся в самом существенном пункте. Телохранитель самозванца Буссов утверждал, будто бы многие духовные лица и стрельцы, взятые к пытке, все подтвердили измену боярина Шуйского. [99] Буссов К. Московская хроника, с. 112. Совсем иначе изложил дело Масса. По его словам, никто из предполагаемых сообщников боярина не мог привести надежных доказательств его измены. Среди тех, кто подвергся пытке, от некоторых добились признания, прочие же все отрицали. [100] Масса И. Краткое известие, с. 115. Согласно русским источникам, из страха москвичи «друг на друга клеветаху», расстрига же «многих поймав и розными пытками пытаху: иные же, не стерпев пыток, на себя говоряху, а иные же крепяхуся, а иные и впрями ево ростригу обличаху». [101] ПСРЛ, т. XIV, с. 67.