Леонид Млечин - КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы

Почти сразу после избрания генеральным секретарем Андропов вызвал к себе Федорчука и сказал, что сейчас крайне важно укрепить министерство внутренних дел и что он будет назначен министром.

В разговоре с Федорчуком Андропов подсластил пилюлю:

— Тебе присвоим звание генерала армии, так что ни в чем тебя не ущемим.

Андропов, может быть, и вовсе бы расстался с человеком, который повел себя столь неразумно и непочтительно, но он ни с кем не хотел конфликтовать — чувствовал себя неуверенно в новой роли. Тем более, что Андропов давно ждал возможности избавиться от министра внутренних дел Николая Щелокова.

Помощники Андропова предложили перевести Щелокова председателем одной из палат Верховного Совета — пост безвластный, но приятный. Но Андропов не хотел давать ему никакой должности.

В тот же день Андропову позвонил Щелоков. Его немедленно соединили. Андропов сказал, что Щелоков будет переведен в группу генеральных инспекторов министерства обороны.

Эта группа предназначалась для маршалов и генералов армии, которым не давали никакой должности, но и не хотели обижать. Они получали высокую зарплату, за ними сохраняли все блага, машину, адъютанта и кабинет в министерстве обороны. Называлась группа «райской». Но Николай Анисимович не успел насладиться своим новым местом. Его жизнь переломилась буквально в один день.

Бывшим министром занялись КГБ, Комитет партийного контроля и военная прокуратура.

В материалах прокуратуры, которые были представлены Андропову и Черненко, а потом попали в прессу, говорилось о том, что министр сильно злоупотреблял служебным положением, о том, что квартиры всему семейству Щелокова ремонтировали за казенный счет, о том, как новенькие «мерседесы», предназначенные для министерства, Щелоков взял себе, дочери и сыну, о том, что в руках министра оказались картины и ювелирные изделия, конфискованные у арестованных. Щелоков собирал хорошую живопись, его жена — антиквариат.

Но уголовное дело против Щелокова так и не было возбуждено, поэтому проверить подлинность выдвинутых против него обвинений невозможно.

Вероятно, часть материалов, обвиняющих Щелокова, должна восприниматься с сомнением: было приказано утопить бывшего министра, и следователи рьяно исполняли задачу.

Но очевидно и другое: Щелоков жил в развращающей атмосфере брежневского двора. Брежнев сам наслаждался жизнью и не возражал, чтобы другие следовали его примеру. Вся советская элита в те годы практически перестала работать и занялась устройством своей жизни. Высокопоставленные чиновники стали ездить за границу, посылали туда своих детей работать, приобщались к материальным достижениям современной цивилизации. В Подмосковье строились роскошные по тем временам дачи, на улицах Москвы появились новенькие иномарки. И Щелоков пользовался своими возможностями на полную катушку.

Тем не менее Николай Анисимович Щелоков мог бы благополучно перейти на пенсию или числиться консультантом МВД и нянчить внуков. Ведь министра рыбного хозяйства Александра Акимовича Ишкова, которого обвиняли в худших преступлениях, отпустили на пенсию, не тронули. И первого секретаря Краснодарского обкома Сергея Федоровича Медунова только лишили должности и из партии исключили. А дело Щелокова решили довести до конца. Не потому ли, что Николая Анисимовича ненавидел Юрий Владимирович Андропов?

В столкновении Щелокова и Андропова было много личного. Министр внутренних дел — жизнелюб, которому ничто человеческое не чуждо, который любит и умеет развлекаться. Председателя КГБ тяжелая болезнь лишила всех иных человеческих радостей, кроме работы и наслаждения властью.

Андропов лишился возможности наслаждаться мирскими благами и, чтобы не сожалеть о потерях, культивировал в себе равнодушие к материальному миру.

Тяга Щелокова к красивой жизни, несомненно, вызывала у Андропова презрение, если не зависть. Но решающее значение имело другое. Юрию Владимировичу не нравилось, что долгие годы рядом с ним существовал другой центр силы, не подконтрольный КГБ.

Щелоков был куда менее жестким человеком, чем Андропов.

В ноябре 1970 года Андропов предложил лишить нобелевског лауреата Александра Исаевича Солженицына советского гражданства и выслать его из страны.

Узнав об этом, Щелоков обратился к Брежневу с прямо противоположным предложением. Он писал, что Солженицын — это талантливый писатель, явление в литературе.

«При решении вопроса о Солженицыне, — считал Щелоков, необходимо проанализировать те ошибки в отношении творческих работников, которые были допущены в прошлом. Проблему Солженицына создали неумные администраторы в литературе. В истории с Солженицыным мы повторяем те же самые грубейшие ошибки, которые мы допустили с Борисом Пастернаком. За Солженицына надо бороться, а не выбрасывать его. Бороться за Солженицына, а не против Солженицына».

Щелоков предлагал разрешить Солженицыну ездить за границу, не лишать его гражданства, а, напротив, дать в Москве квартиру.

Брежнев внимательно прочитал письмо Щелокова, возможно, с учетом его точки зрения вопрос о высылке Солженицына был отложен. Эту историю Андропов тоже запомнил Щелокову.

Он все равно добился своего. В январе 1974 года по настоянию Андропова политбюро рассматривало вопрос о Солженицыне. Председатель КГБ говорил:

— Я, товарищи, с 1965 года ставлю вопрос о Солженицыне. Сейчас он в своей враждебной деятельности поднялся на новый этап. Это опасно, у нас в стране находятся десятки тысяч власовцев, оуновцев и других враждебных элементов. Поэтому надо предпринять все меры, о которых я писал в ЦК, то есть выдворить его из страны…

В феврале Солженицына арестовали, посадили в Лефортовскую тюрьму, а потом выслали в ФРГ.

В период разрядки Щелоков съездил в Хельсинки, пишет бывший генерал госбезопасности Олег Калугин, и подготовил проект протокола о сотрудничестве с финской полицией.

Андропов был возмущен: «Это либо недоразумение, либо что-нибудь похуже (политическое недомыслие). Как же можно предлагать, чтобы советская милиция — орган пролетарского государства подписывала документ о сотрудничестве с финской полицией, защищающей интересы финской буржуазии?»

Юрий Владимирович добивался, чтобы КГБ получил право «контрразведывательного обеспечения органов внутренних дех», то есть контролировать министерство так же, как комитет контролирует Вооруженные силы.

Когда в 1966 году восстановили союзное министерство внутренних дел, то в решении политбюро не указали, что Комитет государственной безопасности берет на себя «контрразведывательное обслуживание» органов внутренних дел. Особисты получили право действовать только во внутренних войсках МВД.