Леонид Млечин - КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы

По словам Валентина Бережкова, если старший Кобулов был отталкивающе-уродливым, низеньким, толстым, то Амаяк был высоким, стройным, красивым, с усиками, обходительным и обаятельным, душой общества и прекрасным тамадой. Но этим достоинства Амаяка Кобулова исчерпывались.

Ни немецкого языка, ни ситуации в Германии резидент Кобулов, который начинал свою трудовую деятельность кассиром-счетоводом в Боржоми, не знал. Он рос в чекистском ведомстве благодаря старшему брату. Перед назначением в Берлин был первым заместителем наркома внутренних дел Украины.

Немецкая контрразведка успешно подсовывала Амаяку Кобулову говоривших по-русски агентов-двойников, которые на самом деле работали на Главное управление имперской безопасности. Кобулов легко глотал наживку. В этой большой игре участвовал Гитлер. Он сам просматривал информацию, предназначенную для Кобулова.

Через него немцы подсовывали Сталину успокоительную информацию: Германия не собирается нападать на Советский Союз. А в Москве Меркулов шифровки Кобулова докладывал Сталину.

25 мая 1941 года Меркулов отправил на имя Сталина, Молотова и Берии записку, построенную на донесениях агента советской разведки в Берлине — выходца из Латвии Орестеса Берлингса, который в реальности был агентом немецкой контрразведки по кличке Петер. Но ему верил Амаяк Кобулов.

Так вот в записке Меркулова говорилось: «Война между Советским Союзом и Германией маловероятна… Германские военные силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если ее к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное — даст побольше товаров, особенно нефти».

Многие агенты советской разведки были людьми левых убеждений, антифашистами, которые считали Советский Союз союзником в борьбе с Гитлером. Другие просили за информацию деньги. Работа аккордная — чем больше принесешь, тем больше получишь. И получалось, что за дезинформацию платили больше.

Еще одна проблема состояла в том, что полученную информацию в Москве не могли правильно осмыслить. Сталин не доверял аналитическим способностям своих чекистов, предпочитал выводы делать сам и требовал от Меркулова, чтобы ему клали на стол подлинники агентурных сообщений. Поэтому Меркулову не было нужды создавать в разведке информационно-аналитическую службу. Такая служба появилась только в 1943 году.

Фильм «Семнадцать мгновений весны» рисует забавную картину: разведчики указывают политикам, что им делать. В реальном мире все иначе: решения принимают политики, а разведчики подыскивают оправдание этим решениям.

До 22 июня 1941 года Сталин и его окружение верили в возможность долговременного сотрудничества с Гитлером. Поэтому в спецсообщениях разведки, которые приносил Меркулов, Сталин видел только то, что хотел видеть.

Несколько лет назад Служба внешней разведки вдруг сообщила, что настоящий прототип Штирлица — немец по имени Вилли Леман, сотрудник гестапо, который с 1929 года под псевдонимом Брайтенбах работал на советскую разведку. Будто бы Юлиану Семенову дали дело Брайтенбаха, но посоветовали переделать немца в русского.

Это не так. В те времена дело Брайтенбаха было засекречено, его раскрыли совсем недавно. О Брайтенбахе Юлиан Семенов не подозревал.

Сотрудник гестапо Вилли Леман, оперативный псевдоним Брайтенбах, действительно был самым высокопоставленным советским агентом. Судьба его трагична. В 1938 году, когда советская резидентура в Германии была уничтожена Сталиным, связь с Вилли Леманом прекратилась.

Два года он ничем не мог помочь Советскому Союзу, потому что к нему никто не приходил. Связь была восстановлена в начале 1941-го и прервалась с нападением Германии на Советский Союз.

В 1942 году то ли от отчаяния, то ли по глупости Вилли Лемана погубили. Пароль для связи с ним дали неумелому и неподготовленному парашютисту, которого перебросили через линию фронта. Гестапо его сразу поймало. Он выдал Вилли Лемана, которого судьба обделила удачей, неизменно сопутствовавшей штандартенфюреру Штирлицу…

К началу войны Советский Союз располагал в Германии обширной разведывательной сетью, включавшей агентов в военно-воздушных силах, министерстве иностранных дел, министерстве экономики, в гестапо и на оборонных предприятиях.

Наркомат госбезопасности имел мощную нелегальную организацию в Берлине, которой руководили ставшие потом известными антифашисты Харро Шульце-Бойзен и Арвид Харнак. Обладая широкими связями, они поставляли в Москву полноценную информацию, которой Меркулов мог гордиться.

Военная разведка располагала нелегальными группами в Бельгии, Голландии и Франции.

Советские агенты давали много информации, особенно в первые месяцы войны. Но их быстро начали ловить, довольно часто из-за ошибок центра, которыми воспользовалось гестапо.

Наркомат госбезопасности, как и разведывательное управление Красной армии, требовали самой свежей информации, и немедленно. Но связь была слабым местом. Радисты сидели в эфире часами рации засекались, и разведчиков арестовывали одного за другим.

Возглавлял гестапо тот самый Генрих Мюллер, которого в фильме «Семнадцать мгновений весны» блестяще сыграл Леонид Броневой. В жизни Мюллер не был таким ярким и интересным человеком. Он был просто квалифицированным полицейским, который действовал методично и основательно.

В Берлине я прошел по той улице, где будто бы работал штандартенфюрер Штирлиц.

От здания Главного управления имперской безопасности в немецкой столице мало что осталось — только разрушенный бункер, в котором сидели эсэсовцы из охраны. Само здание снесли до основания и устроили там музей, посвященный жертвам гестапо, с подземными камерами и множеством внушающих ужас фотографий.

Сейчас даже трудно представить себе, что когда-то здесь находилась немецкая контрразведка, которая действовала очень эффективно, несмотря на то что германская государственная тайная полиция была немногочисленной — особенно в сравнении с гигантским аппаратом НКВД, НКГБ и военной контрразведки СМЕРШ.

В 1944 году в гестапо насчитывалось 32 тысячи сотрудников. Перед войной гестаповцев было еще меньше. Скажем, в 1937-м в Дюссельдорфе, городе с четырехмиллионным населением, в местном отделении гестапо служил 291 человек. В городе Эссене, в котором проживало около миллиона человек, было 43 гестаповца.

Не так уж много у гестапо было и информаторов: обычно в большом городе несколько десятков человек. Были, конечно, и добровольные помощники, которые с помощью доносов в гестапо сводили личные счеты с недругами и тешили свое самолюбие.