Александр Михайлов - Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин

Даже ближайший соратник Б. Ельцина Полторанин впоследствии заявил, что тот, кого олицетворяли с подобными процессами — Борис Ельцин, был всего лишь ножом бульдозера. И не более. За рычагами сидели другие.

Нелепость ситуации для профессионалов стала ясна уже на второй день событий. Вывести войска из казарм и не поставить задачу мог лишь человек, напрочь лишенный воображения, как осуществлять заговоры. С момента первой команды пошел обратный отчет.

Анализируя сейчас те дни, можно выявить несколько плюсов и минусов. Плюсов, используя которые можно было реализовать идеи ГКЧП, и минусов, которые не позволили это сделать.

Совершенно очевидно, что представители силовых структур были раздражены, унижены, оскорблены тем положением, в котором они оказались с начала перестройки. Привилегированный элитный класс оказался на дне. Армия, МВД и КГБ унижались и подвергались общественному остракизму. Горбачев давно утратил в их лице даже остатки уважения. Слухи о его негативном отношении к органам госбезопасности распространялись стремительно. И в стенах Лубянки это воспринималось с большой тревогой. Впрочем, люди, работающие там, пытались искать причинно-следственные связи и находили их в фигуре Александра Яковлева, который своим отрицательным влиянием инспирировал разные процессы вокруг КГБ. Ни тот, ни другой в данной ситуации на снисхождение рассчитывать не могли.

Но не было особого пиетета и в отношении лидеров ГКЧП. Дрожащие руки Янаева на пресс-конференции сказали больше, чем слова.

КГБ, запрограммированный на выполнение четких, внятных приказов, был способен на многое, несмотря на демократические взгляды подавляющего числа сотрудников. Парадоксально, но факт: то, что они могли только писать в инстанции, Ельцин говорил вслух. И потому многие ему симпатизировали. Взгляды взглядами, а дело делом… Тогда было строго. Но в последнее время офицеры обращали внимание не только на сам приказ, но и на тон, которым он отдавался. По нему судили о степени решительности руководителей, степени возможных последствий. Увы, все чаще в приказах начинало превалировать сослагательное наклонение. От решительного «сделать» до не менее решительного «хорошо бы, но лучше подождать». И ждали. Точнее, выжидали.

Так было и в те дни. Руководство КГБ и МВД решило «н а чать», но это «н а чать» не было подкреплено традиционными атрибутами решительных шагов. Никого не отозвали из отпусков, не ввели усиление, не… Таких «не» было множество. И по ним можно было судить о степени осмысления задуманного ГКЧП.

Разосланные шифровки призывали повысить уровень работы, усилить бдительность. Звучали нотки тревоги, говорилось о действиях деструктивных сил, которые были сродни радиации — ни понюхать, ни пощупать было нельзя. Не упоминались и фамилии лидеров этих деструктивных сил. Догадайся, мол, сама.

Но как бы то ни было, обстановка накалялась. Накалялась не внутри, а вовне. Танки на улицах были мощным раздражающим фактором. Но через пару часов возможность их использования была практически сведена к нулю. Окруженные людьми, выражавшими свой протест, ни танкисты, ни прочие военнослужащие уже были не способны выполнить приказ, если таковой бы поступил. Тбилисский, а впоследствии и вильнюсский синдром заставлял задуматься о последствиях исполнения приказа.

Лубянка же жила своей жизнью. Не допущенные к святая святых — планам — опера занимались своими делами. И несмотря на происходящее, каждый получил передышку. Кто ремонтировал под окнами КГБ свою машину, кто, прикрываясь срочной встречей, исчезал из конторы до вечера. Никто не нагнетал, фиксируя лишь внешний фон происходящих событий. Как ни парадоксально, в сферу собственно событий было втянуто или вовлечено небольшое количество людей. И даже в критический день 21 августа число так называемых защитников Белого дома не увеличилось, а очередь в Макдональдс не уменьшилась.

То же самое происходило и в другом Белом доме — доме 20 по улице Дзержинского, где располагалось столичное управление КГБ. Шифровки, направленные сверху, были доведены до личного состава, однако ни восторга, ни удивления не вызвали. Они содержали дежурный набор слов, принятый в период дней критических. «Повысить бдительность», «усилить», «углубить»… Руководители подразделений шептались по углам, теряясь в догадках, что будет дальше. Многие сожалели, что их подчиненные не находятся в отпусках и на больничных. Некоторые опера, воспитанные в духе воинской дисциплины и примчавшиеся «по зову сердца», ничего не понимали. Верить «Эху Москвы» не хотелось, верить своим глазам было просто невозможно. Ничего не происходило.

Во всяком случае, 19 августа в зданиях остался ограниченный круг сотрудников. В основном из аналитических структур. Там ломали голову над тем, как внятно, спокойно, но с металлом в голосе изложить ситуацию в стране. Опираясь на шифровки с мест, они готовили обобщенные документы. Но на местах тоже выжидали.

Три дня путча здания на Лубянке вечерами были погружены во мрак — самая лучшая иллюстрация «повышения бдительности».

Начальники управлений звонили, выпытывали и выспрашивали информацию, пытаясь в общей неразберихе определиться в собственной позиции. Ни угрозы, ни увещевания не помогали. Провинция хранила гробовое молчание, прерываемое ничего не значимыми материалами. И все это создавало ощущение затишья перед бурей. В воздухе витала тайна, которая давала возможность противоположной стороне строить не только версии, но активно формировать по своим каналам информационные потоки. Каждый час промедления увеличивал ряды противников ГКЧП.

Происшествие на Садовом кольце поставило жирную точку. То, что гибель трех парней явилась переломом, поняли все и сразу. В Белом доме почувствовали ярость и прилив сил, на Лубянке…

Совещание у Крючкова закончилось под утро.

О напряжении тех дней говорят и документы того времени, и свидетельства участников. Из нашего далека многое видится иначе.

Досье

ИСХОДЯЩАЯ ШИФРОТЕЛЕГРАММА № 72752-318

Председателям КГБ республик

Начальникам Управлений КГБ СССР по краям и областям

Начальникам Управлений Особых отделов КГБ СССР и особых отделов КГБ СССР по округам, флотам, объединениям и соединениям центрального подчиненияНачальникам войск пограничных округов КГБ СССР Начальникам главных управлений, самостоятельных управлений и отделов КГБ СССРКомандирам соединений и отдельных частей войск КГБ СССР

С получением данной телеграммы органы и войска КГБ СССР перевести в состояние повышенной боевой готовности.