Павел щеглов - охранники и авантюристы

Не зная ни Варшавы, ни ресторана, в котором должно произойти завтра покушение, мы с Алоизом отправились в ресторан на Варецкую площадь изучить ресторан, площадь и прилегающие к ней улицы. Изучив все, мы с Алоизом вернулись домой.

Внутренний план ресторана для убийства был удобным, но рядом с домом ресторана был почтамт, и его охраняла сильная воинская стража, да и на площади стоял патруль. Произвести покушение, как хотел Станислав, т. е. на улице перед рестораном, нам, боевикам, крест, хотя от этого и по другому плану никто не был застрахован. Надо было серьезно считаться с тем, что Санковский и Дырч сами проходили практику террористов. Я решил, чтобы Сидорович ввел в ресторан Санковского и Дырча. На второй день явился к нам Сидорович, который заявил, что сегодня ничего не будет, т. к. Дырч, как мне помнится, уехал в Люблин, а одного Санковского не стоит вводить в засаду. Я с ним согласился. Вечером того же дня Сидорович вторично явился к нам и заявил, что Дырч в Люблин не уехал (или вернулся) и показал мне записку, написанную ему Санковским за подписью «Белый». Это была кличка Санковского по варшавской охране. В этой записке Санковский просил Сидоровича к себе в охрану, где он как будто бы и жил. Я велел Сидоровичу отправиться тотчас в охрану к Санковскому и Дырчу, приехать с ними в ресторан и по возможности занять с ними место за столом посредине комнаты второй от буфета. Михаилу и Цыгану велел тотчас отправиться в ресторан и занять место в первой комнате от буфета, я и Алоизы отправились и заняли место во второй комнате от буфета, в которую должны были войти Сидорович с агентами Санковским и Дырчем. Я и Алоизы сели за небольшой столик под стойкой, над которым было зеркало. Мы попросили закуску и для выпивки мед. Я сам некурящий, но счел нужным тогда курить папиросы. Мы сидели уже 30-40 минут, когда открылась дверь с улицы и в {390} комнату буфета вошел Санковский, за ним Сидорович и Дырч.

В ресторане кроме нас, боевиков, из гостей были еще каких-то три человека. Санковский, Сидорович и Дырч, войдя в комнату, где были я с Алоизом, сняли свои пальто, повесили на вешалки и заняли место за столом посредине комнаты, Санковский же пришел к столу, где сидели мы с Алоизом, и перед зеркалом стал расческой поправлять свои волосы, но было видно, что внимательно смотрит на нас. Затем занял место за столом рядом со мною в полутора или двух шагах от меня. Дырч занял место в конце стола у двери, ведущей на кухню и во двор, Сидорович посредине, напротив Санковского. Сидорович попросил для всех ужин и выпивку. Мы условились с Алоизом, что, когда я найду удобным стрелять, то под столом своей ногой толкну его ногу. Я видел, что если Алоизы промахнется в стрельбе, то Дырч убежит на кухню и во двор, а поэтому велел Алоизу идти в буфет за папиросами, имея в виду, что он знает, с какой целью. Мой браунинг уже был приготовлен и лежал на коленях под столом. Мы должны были читать мысли один другого и держать себя так, чтобы ничем не обратить на себя внимание. Алоизы, проходя в буфет, дал знать боевику Михаилу, чтобы тот вошел ко мне. Последний, войдя, взглянул на меня и направился на кухню и во двор в уборную. Алоизы, вернувшись с папиросами ко мне, тоже ушел в уборную.

Я позвал кельнера, уплатил следуемое с меня, Сидорович тоже уплатил, Санковский в это время пил черный кофе. Открывается дверь кухни, и в комнату входит Михаил, я увидел браунинг в его руке, бросился с браунингом к Санковскому и произвел три выстрела в голову Санковского. От них, не произнеся ни слова, он полетел на пол. Раненый Михаилом Дырч упал на пол. Поднявшись, пробовал бежать в третью комнату ресторана. Увидев Дырча бегущим, я сделал за ним три или четыре шага и на пороге соседней комнаты двумя или тремя выстрелами добил Дырча. В этот момент Михаил или Алоизы, стрелявшие вдогонку бегущему Дырчу, прострелили мне ногу. О ране было думать некогда. Мы из ресторана выбежали на улицу Сидорович, Михаил и Цыган {391} направились в одну сторону, я с Алоизом через Варецкую площадь, как мне помнится, на улицу Пржескок. Там случайно стоял извозчик, которого мы наняли и уехали на Старый рынок, д. № 34, на квартиру, как мне помнится, Сулимы (старик). Там с помощью Алоиза я сделал себе первую перевязку ноги. На второй день пришел какой-то врач ко мне и сделал основательную перевязку раны, и я, хотя хромой, с опухшей ногой, кажется, на третий день с Алоизом прибыл в Ченстохов (поездом). Алоизы тем же поездом уехал в Сосновицы, я же остался лечиться в Ченстохове, где было удобно лежать и был хороший партийный врач Михалович (врач госпиталя завода Гантке).

Нога поправилась довольно скоро. По распоряжению Альбина я взял с собой боевика Поважного и отправился с ним на убийство агента тайной ченстоховской полиции, фамилии которого уже не помню, проживавшего по Зеленой ул. С утра с указанным выше боевиком отправился на Зеленую улицу, от которой вела улица к Ченстоховскому магистрату [75]на ул. Девы Марии. Рассчитывая на этих двух улицах встретить идущего с утра в город шпиона (указанного выше), я по этим улицам стал прогуливаться. Вдруг увидел, что от магистрата нам навстречу с солдатами идет околоточный надзиратель. Я свернул с Поважным на Железную улицу, по которой и направился к Театральной. Околоточный с солдатами, прийдя к Железной ул., посмотрели вслед за нами и пошли прямо на Зеленую. Дойдя до Театральной, довольно широкой улицы, я увидел, что по ней по другой стороне навстречу идет патруль (городовой и два солдата), которые направились к нам. Я с Поважным, как будто бы не замечая этого, не останавливаясь, повернули и направились по Театральной ул. в сторону ул. Девы Марии. Я потихоньку сказал Поважному, что будем стрелять. Мы как раз шли вдоль сада, обнесенного высоким забором, а перед нами вблизи был дом. Вдруг я слышу слова городового: «Э, пан, стой». Я имел в виду во что бы то ни стало поровняться с домом. Как будто бы не слыша этих слов, продолжаю идти дальше и снова {392} слышу слова городового: «Э, пан, стой». Поровнявшись с домом, я выхватил из кармана браунинг и, повернувшись, выстрелил. Городовой от первого моего выстрела, не произнеся ни слова, упал. Мы с боевиком Поважным начали стрелять по солдатам, которые, отскочив несколько шагов назад, открыли также стрельбу. Один раненый нами солдат с криком упал. Расстреляв из браунингов по 8 патронов, для смены обоймы с патронами вскочили в ворота дома. Я увидел двор, удобный для побега. Направились с Поважным во двор, вскочили на сарайчики и, с них соскочив, очутились в саду. Подбежав к высокому забору со стороны Железной улицы, мы быстро перебрались через забор и очутились на Железной улице, по которой и вышли на Театральную.

В мою бытность в Домбровском бассейне Бертольд Брайтенбах познакомился с евреечкой, Ганей Пендрак (дочь бакалейного лавочника), которая дружила с младшей дочерью приказчика винной лавки Эмилией Каминской в Ракове. Так как Эдмунд Тарантович, „Альбин", при нападении на плательщика Вострикова на ст. Славков был случайной пулей ранен в голову выстрелами своих же товарищей, то я, хотя еще не вполне вылечившись от раны в ноге, должен был выехать из Ракова в Сосновицы, чтобы местная организация и ее оружие не остались без наблюдения. Решив уехать в Сосновицы и забрав с собой необходимые медикаменты лечить рану, я уже выходил из комнаты, как вдруг является Бертольд Брайтенбах. Он показывает мне записку, которую, как он заявил, передала ему Эмилия Каминская через Геню Пендрак. В записке говорилось, что в винную лавку прибыли сборщики и забирают деньги. Там же было написано, сколько денег. Брайтенбах заявил, что Виктор Вцисло «Кмициц», который в это время был в боевой организации отдзяловым, [76]велел мне с Брайтенбахом отправиться в нападение на указанных выше сборщиков в деревню Дембе, рядом с конторой завода, где проходила дорога, ведущая в Ченстохов; Вцисло ушел на завод Гантке взять с собою еще боевиков и прямо с ними с завода выйдет в первые ворота на место нападения. Я {393} с Брайтенбахом направились по дороге. Скоро мы услыхали за собой стук телеги. Мы с Брайтенбахом повернулись, и он заявил, что едут сборщики, которые поровнялись с нами. Мы направили на них браунинги со словами «стой». Сборщики наставили на нас револьверы, соскочив с экипажа (брички), но были нами убиты.