Анатолий Манаков - Тринадцатый знак

Версия шестая

ЭКСПОЗЕ НЕОКОНЧЕННОГО ДЕТЕКТИВА

Надо думать, люди и в самом деле становятся несчастными из-за преувеличенного представления о себе самих и своих ближних, а будь у них более скромное, более правильное представление о природе человеческой, они были бы добрее и к себе и к другим.

Анатоль Франс

Из экспресс-досье

Мое знакомство с Джорджем Бушем, устроенное через человека, который заходил в Белый дом словно к себе домой, началось несколько неожиданно. Едва мы обменялись рукопожатием, как он тут же заметил:

- Ну, знаете, друзья мои, так дела не делают. По-смотрите, как неосмотрительно у вас ведется работа со связями. Когда я был постоянным представителем при ООН, с вашим послом Яковом Маликом мы встречались и семьями, а сейчас он не только никогда не позвонит, даже рождественской открытки мне с Барбарой не пришлет. Видимо, думает, если я стал председателем Республиканской партии, меня можно списывать в архив? Не торопитесь: как политику мне все еще светит мой особый, небесный знак. Так ему и дайте понять...

Джордж Буш произвел тогда на меня впечатление прежде всего демократичностью своих манер и умением завязывать разговор на любую тему. Об этой личности, яркой по своему внутреннему складу, стоит рассказать отдельно, что я попытаюсь когда-нибудь сделать. Его же "намек" я, естественно, довел до нашего представителя при ООН Якова Александровича Малика, однако разъяснение от ветерана советской дипломатии последовало уж больно категоричное:

- Не надо обольщаться. После такого "понижения", какие могут быть у него перспективы, - тут надо уходить в бизнес, а не о политической карьере думать. Поверьте моему опыту, иллюзий строить не приходится.

Но оказалось, что Буш тогда как в воду смотрел. Вскоре он был направлен представителем в Китай, назначен директором ЦРУ, позднее стал вице-президентом и одержал победу на президентских выборах. Вот вам и опыт! Что же касается меня, то напускать важности не хочу и прямо признаюсь - его и моя высота "полета" в политической атмосфере были настолько разными, что больше уже не пересекались. По характеру траектории мне суждено было сталкиваться совсем с другими политиками.

- Что больше всего меня привлекает в жизни? Деньги? Материальное благополучие? Совсем нет. Власть, милая моему сердцу власть. Она заводит меня, как запах крови акулу. Вкусив власти, уже нельзя от нее оторваться. Вам ведомы чувства человека, которого пригласили лететь с президентом страны на одном самолете? Есть нечто магическое в ощущении общности с высшей властью...

Даже во внешнем облике моего собеседника проглядывало нечто, напоминавшее верткую, быстроплавающую акулу. Глаза, уши, нос словно ориентированы на видимые только ему "течения". Не хватало лишь плавников с оптимальным углом атаки для лавирования на глубинах и хвостового стебля с дополнительными килями, чтобы рассекать встречный поток.

В основном же с него можно было писать портрет "стопроцентного янки". Плотное, спортивное сложение. Худощавое лицо на жилистой шее. Обычно сжатые, но всегда готовые расплыться в улыбке губы. Заметно выдающийся подбородок, худые длинные руки. Глаза карие - одно из возможных свидетельств, что обладатель ведом в своих действиях преимущественно рассудком, расчетлив, имеет характер сильный, но одновременно чувствительный и ранимый. Взгляд - быстрый, ускользающий, однако в нем можно успеть прочесть всю гамму чувств от живого интереса и восхищения до полного безразличия к тому, кто очутился на его пути. Одним словом, для своих лет у него был вид человека, не особо потрепанного в битве с судьбой.

Американец в третьем или четвертом поколении, как и все его соотечественники, он не смотрел на себя в зеркало при людях, не свистел в доме, не любил слишком затянувшееся прощание и не оставлял ложку в суповой тарелке или кофейной чашке. Думалось ему лучше стоя. Беседовал с другими на расстоянии полуметра, не ближе. Когда не доверял собеседнику, поглаживал нос или почесывал мочки ушей. Дабы не сглазить, стучал три раза по дереву. Хорошей приметой считал звон в правом ухе или чихание три раза подряд, дурной - когда нож лежит поперек тарелки или рассмеяться до завтрака. У себя в загородном доме подкову повесил концами вверх, чтобы счастье не сбежало. От числа тринадцать ничего хорошего не ждал. Когда же я интересовался у него символикой Государственного герба США, где фигурируют тринадцать звездочек, столько же полос, стрел, лавровых листьев, букв и перьев на каждом крыле белоголового орла, объяснил сие тем, что апостолов было двенадцать, тринадцатый - Иисус.

До чего же небезразличны ему были одобрение максимального числа избирателей и обеспечение преимуществ над возможными политическими соперниками! Желание избежать неприятных неожиданностей, быть уверенным в последствиях происходящего заставляло держать себя в состоянии перманентной бдительности. Нет, не чуждался он стремления облегчить людям жизнь, но прежде всего был заинтересован в отождествлении сделанного им добра с его именем и в укреплении тем самым своей значимости в глазах конкурентов. Не обманываясь красивыми словами о любви к людям и человечеству, видел в них средство воплощения личных политических амбиций. Политика была душой его жизни, ему хотелось создать царство закона, порядка и стабильности. Но понимал ли он, что жизнь людей зависит не столько от политики, сколько от множества других факторов? В этом я не уверен.

Больше всего ценил в человеке трудолюбие, ум, тщеславие и оптимизм. Сам был чужд чванливости, педантизма и чопорности, всегда в бодром настроении, выглядел приветливо и никогда не жаловался на трудности, имел цепкую память и располагающий тембр голоса, которым произносил фразы короткие и четко выстроенные. Обаянием действительно обладал и мог включить его или выключить в зависимости от того, с кем и зачем разговаривает.

Пусть мое общение с ним оказалось непродолжительным, но оно убедило меня окончательно: рискованно отождествлять человека с его политическими взглядами, а критикуя эти взгляды, надо видеть в нем прежде всего человека. В каждом из нас есть нечто, недоступное по-стороннему взгляду, своего рода схема характера, в оценке которого нужно быть очень осторожным, ибо нередко люди порочные, при более близком знакомстве, оказываются добродетельными, а добродетельные - порочными.

На встречах с этой "вашингтонской связью" меня не покидало смешанное чувство восхищения и сочувствия, хотя ни в каком сочувствии он, естественно, не нуждался. Почему же я сочувствовал ему? Да потому, что поразмышлять, оставшись в одиночестве, он мог не более пяти минут, всегда поглощенный текущими заботами, постоянно настороженный в ожидании опасности.