Анатолий Манаков - Тринадцатый знак

Разведчиков он делил на агентуристов, политиков и аналитиков; себя бесспорно относил к агентуристам, добывающим информацию традиционными методами от иностранных граждан. Его можно было убеждать бесконечно в том, что профессия разведчика - одна из самых разочаровывающих, в ней чаще приходится ощущать горечь провалов, нежели сладость побед, особенно при современных возможностях контрразведки, но наперекор всему он отстаивал обратное утверждение. К специалистам в области тайных политических акций и дезинформации относился с хорошо скрываемым скепсисом и настороженностью, остерегаясь их агрессивности, безбрежного энтузиазма и моральной неустойчивости. Мир для них, думал он, сделан как бы из пластилина, и из него они пытаются слепить все, что хочешь, наивно полагая, что нужны лишь идеи, куча денег и в подходящий момент использование агентуры влияния.

Когорта профессионалов высшего звена, с кем ему приходилось общаться, даже внешне походили друг на друга: солидные, представительные, высокие ростом, с приятными манерами. Из них Хелмс выделялся лишь чуть большей космополитичностью - сказывались школьное воспитание в Швейцарии и длительное пребывание в Западной Европе. Да и к подчиненным он всегда проявлял доброжелательность, не срываясь на грубый или оскорбительный тон. Стараясь думать о себе как о справедливом по природе своей человеке, поступал так и из чисто профессиональных соображений: личные неприятности, долги, любовные интриги, разочарования в работе и "жизненные пике", считал он, служат источником гораздо больших предательств, чем политические мотивы. Дать же разведчику дополнительный повод для недовольства - все равно что накликать неприятность. "Самое страшное, что может произойти в разведке, - рассуждал он среди своих, - это воцарение атмосферы отчая-ния, отчуждения сотрудников. Даллес понимал такую опасность, и я буду делать все, чтобы подобного не произошло, хотя от моей воли здесь мало что зависит. Очень хорошо, что все мы предпочитаем держаться вместе, небольшими компаниями, но вместе. Просто из соображений безопасности ограничиваем круг наших знакомых коллегами по работе, и приходя на службу в разведку, уже психологически готовы к такому образу жизни".

На сей счет имеются и жесткие регламентации, они не поощряют активные контакты с внешним миром и заставляют детально отчитываться о своих связях в отделе безопасности. В результате разведчики чаще всего дружат между собой, живут рядом и даже их дети ходят в одни и те же ясли и школы, а если разводятся, снова женятся опять же на своих. Уйдя со службы, держатся друг друга, звонят, посылают поздравительные открытки, приглашают домой на ужин и быстро могут собраться вместе, если ведомству грозит неприятность. Живым олицетворением такого понимания братства и долга Хелмс считал самого себя.

Виртуоз "проникающих ударов"

Ветераны из Лэнгли понимают, что, в силу неизбежных особенностей его положения, директор центральной разведки просто обречен на цинизм и двуличие. Не был в этом отношении исключением и Уильям Колби, назначенный президентом вместо Ричарда Хелмса, - сын эксцентричного военного и очаровательной ирландской католички.

Военная академия в Вест-Пойнте отвергла Колби из-за близорукости, пришлось поступать в Принстонский университет. В своей дипломной работе он страстно защищал Испанскую республику и осуждал страны, не оказавшие ей помощь в борьбе с франкистами. Неоднократно его забрасывали в тыл к немцам в Норвегии и во Франции для проведения диверсионных операций. После войны служил под дипломатическим прикрытием в Стокгольме и Риме, на ответственных постах в центральном аппарате разведки. Получил и охотно принял предложение возглавить отдел стран "советского блока", но вынужден был, подчиняясь назначению президента, отправиться в Южный Вьетнам и руководить там программой "Феникс". По завершению командировки стал начальником Оперативного управления.

Заняв кресло директора ЦРУ, он вскоре отправил в отставку шефа управления внешней контрразведки Джеймса Энглтона (по статусу соответствует тогдашнему генералу ПГУ КГБ Олегу Калугину). Их взаимную неприязнь многие объясняли тем, что, когда Колби работал в Сайгоне, Энглтон обвинил его в сокрытии личного контакта с французом, подозреваемым в сотрудничестве с "Оппозицией", другими словами, советской разведкой. Во всяком случае, так говорили на уровне исполнителей, для которых он был просто душевным человеком. Разговаривая с сотрудником, директор полностью переключал внимание на собеседника, отвечая на каждое слово понимающим, сочувствующим взглядом и вызывал к себе расположение. Когда же был раздражен, это внешне ни в чем не проявлялось, лишь голос становился тихим. За такими вот манерами скрывался человек, возглавлявший операции по "умиротворению", в которых уничтожались десятки тысяч вьетнамцев.

Его психологический портрет изобиловал, казалось, серыми, бюрократическими тонами. Но далекий от самодовольства, Колби был поистине виртуозом тактики "проникающих ударов" с использованием подкупающей искренности, особенно в беседах с конгрессменами. "За годы совместной работы, - вспоминает бывший сотрудник ЦРУ Ральф Макгихи, прослуживший там четверть века, - мне приходилось не однажды быть свидетелем того, как он говорит неправду, и ни разу не возникало на его лице даже тени смущения. Он всегда выглядел со-вершенно откровенным человеком, которому можно верить. Превосходный талант!"

Если же проанализировать его заявления, то получает- ся, что к тайным операциям он предъявлял три требования - законность, пропорциональность и морально-этическая приемлемость. Законность, в его понимании, означала одобрение таких операций правительством; пропорциональность должна делать риск соразмерным поставленной цели; морально-этическая приемлемость опиралась на традиционную доктрину "справедливой войны" с ее сугубо оборонительным назначением. Средства же Колби призывал соизмерять с целями и не допускать "эксцессов", под которыми можно подразумевать убийство: с ними, как и пытками, разведка не должна иметь ничего общего. Подобные вещи достойны осуждения и считались им недопустимыми при любых обстоятельствах.

- Технический гений Америки привнес революционные изменения в разведку, - говорил Колби своим коллегам. - Мы можем видеть предметы с огромного расстояния, проанализировать массу сведений, полученных электронными средствами, и, таким образом, идти в ногу с быстро меняющимся современным миром. Но о планах противника и намерениях его лидеров дать сведения такие средства не могут - требуются человек в нужном нам месте. Особенность разведки состоит еще и в том, что она позволяет нам успешно вести переговоры и улаживать споры еще до их перерастания в вооруженный конфликт. Информация, которую мы можем получить сегодня, должна способствовать сохранению мира. В данном случае разведка не менее моральна, чем создание систем оружия массового уничтожения...