Уинстон Черчилль - Британия в новое время (XVI-XVII вв.)

Понимая это, король и обратился к Уэнтворту. На самом деле еще до смерти Бэкингема этот «защитник парламента» дал завуалированно, но вполне отчетливо понять правительству, что он готов на сотрудничество с ним. Теперь заручиться поддержкой Уэнтворта стало жизненно необходимо для создания системы личного правления.

Уэнтворт оказался вполне готов к этому. Он считал, что способен на большее, чем многие другие, что обладает трезвым мышлением и является прирожденным администратором, что нуждается в свободе действий для осуществления своих замыслов. В 1628 г. он стал председателем Совета по делам Севера и членом Тайного совета. С этого момента он не только перестал исповедовать идеи, страстным защитником которых был до сих пор, но и отвернулся от всех друзей, сражавшихся на его стороне. Он получил власть и был осыпан королевскими милостями, тогда как Элиот, его давний товарищ, был осужден за неуважение к королю и встретил смерть за стенами Тауэра. Практичный ум Уэнтворта привел его к тому, что было прямо противоположно всем принципам, которых он прежде придерживался и которые защищал. Чтобы объяснить такую внезапную перемену, пришлось приводить различные доводы. Некоторые историки стремятся показать его как единственного человека, способного обеспечить воссоединение парламента и монархии. Нужно принять во внимание, что в те времена монаршая милость и общественный долг воспринимались иначе, чем в наши дни.

Как сурово, но справедливо отметил Л. Ранке: «Государственные деятели Англии всегда отличались от правителей других стран тем, что сочетали деятельность в Совете и кабинете с деятельностью в парламенте, без чего они не могли добиться успеха. Но они не имели пока ясного осознания правила, крайне важного для морального и политического становления замечательных людей, гласящего, что деятельность министра должна гармонично и последовательно соответствовать его деятельности как члена парламента. В случае с Уэнтвортом понятно, что он стоял в оппозиции правительству только для того, чтобы стать необходимым ему. Он однажды открыто признал, что никогда не хотел быть в опале у своего монарха, но, напротив, испытывать его благосклонность, чтобы видеть не хмурый взгляд, а улыбку своего монарха. Едва слова осуждения в адрес правительства слетели с его уст, как он, получив приглашение того же самого правительства, вступил в него, не привнеся в его политику никаких изменений». Это и было причиной того, что ненависть, которую испытывал к себе Уэнтворт, не шла ни в какое сравнение с чувствами, которые вызывал даже некомпетентный Бэкингем. Его называли «сатаной», «отступником», «падшим архангелом», «подкупленным предателем дела парламента». Никакие административные достижения, никакие успехи в делах, никакое красноречие не могли примирить его бывших друзей с этой изменой. На протяжении одиннадцати лет, пока Уэнтворт находился у власти, раздражение против него только нарастало.

Сэвил и Диггз, а кроме них два видных юриста, высказывавших мнение, противоположное интересам короны, также поддались убеждению и приняли предложенные им должности.

Другие, менее крупные фигуры парламентского движения, либо страдали от несправедливостей, чинимых королевской властью, либо, подобно Голлизу, Хейзелриггу и Пиму, предавались горестным размышлениям, сойдя с политической сцены.

Третьим немаловажным условием эффективности личного правления, без которого политическая система не могла действовать, были деньги. Как их достать? Прежде всего необходимо практиковать крайнюю бережливость — не вести никаких войн, не предпринимать никаких авантюр, не допускать никаких беспорядков; все траты государства сократить до минимума и обеспечить спокойствие любыми средствами. Таковы были принципы новой системы правления короля Карла. (Правительство Карла ставило примерно те же цели, которых в XIX в. пытались достичь Д. Брайт и Р. Кобден.) Корона не финансировала никаких заморских предприятий и шла на всяческие ухищрения, чтобы обходиться минимальными, доходами от налогов, вотированных парламентом ранее. Как обычно говорили в Викторианскую эпоху, «старый налог — не налог». Так как новые налоги не могли быть введены без согласия парламента, в карманах простого народа оседали заработанные им деньги. В стране воцарились мир и покой. Больных вопросов правительство старалось не касаться. Король правил очень осторожно. Это был деспот, но деспот разоруженный. Кроме того что Карл был стеснен в средствах, у него не было постоянной армии, чтобы силой проводить свои декреты.

Король опирался на двор, имевший вполне достойные манеры и мораль, которые стали примером для всех. Некоторых из придворных запечатлел для нас на своих полотнах Ван Дейк. При дворе терпимо относились к религиозным различиям, чего нельзя было сказать об Англии в целом. Карл искренне верил — его судьи ревностно подтверждали, а народ не имел оснований отрицать, — что он правит в соответствии со многими старинными обычаями королевства. Было бы неверным представлять период личного правления как время тирании. В более поздние годы, при Оливере Кромвеле, вся Англия считала спокойные 1630-е гг. периодом мира, тишины и покоя.

Прерогативы короны, не всегда вполне четко очерченные в законе, позволяли ей эксплуатировать различные источники дохода. Король прибег к помощи юристов, чтобы изыскать всевозможные средства пополнить казну. Он не только продолжал упорно взимать таможенные сборы, к чему все уже привыкли, но и поднял цены на определенные виды деятельности и услуг. Король дал разрешение своим уполномоченным искусственно завышать оценку продаваемых земель, что давало немалые прибыли при заключении сделок купли-продажи. Карл получал немалые средства, используя свое королевское право опеки над теми поместьями, наследники которых не достигли совершеннолетия. Он наложил штрафы на тех, кто отказался явиться за получением рыцарского звания при его коронации. Долгое время на отсутствие на коронации лиц, получивших дворянское звание, смотрели сквозь пальцы, считая этот обычай пустой формальностью; теперь это было превращено в еще один источник доходов. Королева Елизавета и Яков I потворствовали, к неудовольствию парламента, выдаче монополий. Но если при них получения монополий были эпизодическими, то Карл I превратил их в систему. Изъяны в действующем законе против монополий давали Карлу возможность предоставлять новые, все более выгодные привилегии — преимущественно корпорациям, в которых участвовали придворные и крупные землевладельцы. На практике монополии превратились в систему косвенного налогообложения, причем сбор налогов был передан на откуп: за каждую концессию выплачивались крупные суммы денег, а торговля ежегодно приносила солидный доход в виде пошлин. Те немногие, кто получал выгоды от этой системы, выступали за личное правление, тогда как большинство, остававшееся вне ее, пополняло ряды оппозиции. Многие англичане с опасением наблюдали за тем, как растет Лондон: при Карле вместе с пригородами его население составляло около 200 тысяч человек. Теснота, скученность, антисанитария вполне могли стать источником болезней, и общественное мнение поддерживало строгие правила, ограничивающие строительство в Лондоне новых домов. Тем не менее жилища возводили многие, и столица, как и другие города, росла. Уполномоченные короля являлись к хозяевам, жестко требуя или снести незаконно возведенное строение, или заплатить за него выкуп. Иногда жилища бедняков действительно разрушались, но в большинстве случаев домохозяева предпочитали штраф.