Александра Ленель-Лавастин - Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

Новое путешествие Элиаде в Германию было запланировано на январь 1943 г. Ученый радостно писал в дневнике 13 января, что получил от немецкого посла в Португалии барона Хойнингена-Хюене письмо, где содержалось приглашение от имени ректора Мюнхенского университета принять участие в торжественном открытии Музея Центральной Азии им. Свена Хеддина. Церемония открытия должна была проходить 14—20 января; немецкое правительство брало на себя все расходы. Однако после первого взрыва эмоций Элиаде приводил и некоторые доводы против поездки. Политического характера? Ни в коей мере. Основной аргумент оказался из области метеорологии: зима в разгаре, погода плохая, путешествия на самолете «немного рискованны», записывал он в тот же день. Однако долг превыше всего: «Я должен расценивать эту поездку как выполнение воинской обязанности: еду!» Но он не учел мнения руководства: через 4 дня, 17 января, на его имя поступила шифрованная телеграмма от маршала Антонеску. Кондукатор разрешал Элиаде поездку в Мюнхен, однако предлагал на обратном пути заехать в Бухарест. Элиаде тут же заколебался. Чего хотел от него маршал? Не для того ли он его вызывал, чтобы предложить пост в правительстве? Элиаде, которого в свете разгрома немцев под Сталинградом никак не привлекало возвращение в Румынию, опасался подобной возможности. Поэтому он предпочел сказаться больным и в конце концов никуда не поехал.

Конечно, это было печально, однако 1943 г. оказался для Элиаде не столь плохим. Ему было ниспослано утешение, заставившее позабыть неудачу с поездкой в Берлин: визит в Париж! В дневниковых записях 1942—1943 гг. Элиаде неоднократно отмечал, как бы ему хотелось вновь попасть во французскую столицу, где к тому же находился его друг Чоран. Правда, он испытывал некоторые опасения: «Кто знает, какой я найду Францию; быть может, она обезображена коммунизмом?» (запись от 15 января 1943 г.) Да-да, именно 15 января 1943 года. По всей вероятности, он подозревал вишистский режим в некоторых послаблениях коммунистам... Тем не менее 15 октября 1943 г. Элиаде писал, что очень счастлив: его предупредили, что на его ходатайство о выдаче французской визы наложена положительная резолюция — непосредственно генеральным штабом немецких оккупационных войск во Франции. Новость пришлась очень кстати — настроение у Элиаде было самое отвратительное. В последние месяцы дурные известия следовали одно за другим: высадка союзников в Африке, выход из войны Италии... В первые две недели ноября историк очень приятно провел время в Париже в компании своей супруги Нины и Чорана, с которым почти не расставался. Из «Дневника» (запись от 16 ноября 1943 г.) мы узнаем также, что в Париже он встречался с Полем Мораном, Жоржем Дюмезилем и Жаном Кокто и опустошал книжные лавки. Однако эта поездка не смогла его полностью отвлечь от беспокойства по поводу решительно неприятного развития событий на фронте, где, как он писал в тот же день, «обстановка ухудшается с каждым днем». Пребывание во Франции заставило его осознать, что «опасность носит общеевропейский характер». Историк отдавал себе отчет, что события уже невозможно оценивать исключительно с точки зрения их воздействия на Румынию: «англо-американский порядок» становился отныне угрозой для всей Европы.

В дневниковых записях Элиаде постоянные упоминания о войне, возникнув лишь с конца 1942 г., встречались затем в течение 1943—1944 годов. Причина была проста: победа немцев становилась все менее вероятной. Поворотными в этом отношении стали октябрь — ноябрь 1942 г. «Бессонница, кошмары, депрессия, — отмечал Элиаде. — События в Северной Африке (разгром роммелевской армии, высадка американцев) совершенно выбили меня из колеи между 6—8 ноября». Будущий заведующий кафедрой в Чикагском университете неустанно обличал «идиотскую жестокость Черчилля и Рузвельта» (запись от 20 декабря) и высказывания тех, кого он причислял к «англо-большевикам» (25 декабря). Одновременно он жаловался на то, что ему крайне трудно собраться: «Как писать в этой атмосфере паники и террора?» (30 декабря). Очень любопытно сравнить эти записи с версией, которую Элиаде, перечитав свой «Дневник», предложит западным читателям в «Мемуаре». Там, в частности, приводится следующая оценка событий конца 1943 г.: «Как многие мои соотечественники, как многие европейцы, я счел высадку американских войск в Северной Африке добрым знаком...» [678] Eliade M. Mémoire II. Р. 86. Сравнение двух текстов носит тем более разоблачительный характер, что осенью 1942 г. автор «Дневника» выказывал все большее раздражение по поводу мнений, которые выражали некоторые его лиссабонские знакомые, в особенности его соотечественники. «В спорах с англофилами более всего мне действует на нервы тот факт, что политическая ангажированность заставляет их игнорировать основной итог нынешней войны: вступление России в мировую историю», — замечал 19 ноября 1942 г. Элиаде, шесть дней спустя сравнивавший собственное существование с «агонией», не переставая удивляться позиции своих коллег и возмущаться ею: «Другие пьют шампанское при каждой новой англо-американской победе, забывая, что наши дивизии — на Волге!»

Еще одна запись, на этот раз от 1 декабря, интересна тем, что говорит об отношении Элиаде к роли евреев в войне. Он считал их такой же воюющей нацией, как другие. «Евреям, англичанам и американцам повезло с русскими, которые единственно способны противостоять немцам. Если это противостояние приведет к гибели Рейха, никакая из трех вышеозначенных наций не будет учитывать наши (Румынии) исторические права». Замечание тем более удивительное, что запись была сделана зимой 1942 г.; летом и осенью следующего года начались первые крупные депортации европейских евреев в лагеря уничтожения. Депортации французских евреев не остались незамеченными в Португалии. Элиаде в своем ослеплении продолжал верить в особую политическую роль евреев, в их стремление к революции, в их пресловутую жажду власти. Эти убеждения определяли даже круг его научного чтения. Прочитав купленную в Париже книгу К. Лаба «Религиозный характер царской власти в Ассирии и Вавилоне» (1939 г.), он сделал следующие записи: «Семиты видят мир динамично, то есть политически. Даже религиозная жизнь семитов сосредоточена вокруг идеи власти». В сравнении с религией индоевропейцев «семитская религия носит революционный характер», заключал Элиаде, сохранивший по данному поводу мнение, присущее ему в конце 1930-х годов. Да он и не собирался от него отказываться. «Корнелиу Кодряну превратил меня в фанатика румынской идеи», — писал он 1 декабря 1942 г. Безвозвратно? Во всяком случае, Элиаде всегда был рад получить весточку от своих политических единомышленников. В записи от 1 февраля 1943 г. рассказывается о встрече с маркизой Делла Роза, которую он описывал как «пламенную легионерку». Маркиза «пишет сейчас роман — пишет по-английски, ведь она американка — о трагедии Легиона». Кроме того, он выражал огорчение по поводу интернирования в лагерь легионера Жана-Виктора Вожана, бывшего члена группы Критерион, о котором узнал в тот момент.