Роджер Осборн - ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира

Линдону Джонсону явно недоставало талантов харизматического Кеннеди, но он был разумным и опытным политическим игроком — и к тому же верным адептом Франклина Рузвельта. Джонсон немедленно добился от конгресса утверждения пакета законодательных мер своего предшественника, дополнительно расширенного и наделившего полными правами афроамериканцев, а также учреждавшего органы контроля и реализации программы десегрегации. В Миссисипи и Алабаме продолжали убивать активистов борьбы за гражданские права и обычных чернокожих жителей, однако в 1965 году были приняты дополнительные меры, и под угро- зой федерального вмешательства Юг начал меняться. Черные кандидаты стали выигрывать места в законодательных собраниях южных штатов впервые почти за сто лет.

Последующие события продемонстрировали пределы легального равенства в стране, по–прежнему не избавившейся от глубоко сидящей ненависти к черным. К тому моменту, когда 4 апреля 1968 года в Мемфисе, штат Теннесси, пуля неизвестного убийцы оборвала жизнь Мартина Лютера Кинга, в черных кварталах по всей стране вспышки массового насилия происходили уже не первый год — в том числе знаменитый бунт в лос–анджелесском районе Уоттс, стоивший жизни 34 людям, а также крупные волнения в Нью–Йорке, Чикаго, Детройте, Атланте и дюжине других городов. Это были самые кровопролитные и крупномасштабные гражданские беспорядки со времен американской революции. Ни в одном из очагов этого национального пожара не практиковалась сегрегация, однако у черного населения трущоб неизменно оказывались самые плохие жилищные условия, самые плохие школы и больницы, его представители имели меньше всего шансов найти работу в городах, терявших смысл своего существования.

Беспорядки стали наглядным напоминанием о том, что экономическое процветание приносит собственные проблемы. Как следствие послевоенного бума, к 1960–м годам у каждой белой семьи имелся собственный автомобиль, благодаря чему люди, стремясь расширить жизненное пространство, начали активно перебираться в пригороды, — отдельный дом с гаражом, газоном и разнообразной бытовой техникой, которая служила сбережению труда и развлечению его обитателей, стал нормой для средней американской семьи. Тесные внутренние районы городов, с их скверным жильем и приходящими в ветхость коммунальными удобствами, в результате такого «бегства белых» заполнялись приезжими афроамериканцами — в свою очередь бежавших от бедности южной сельской глубинки. Между 1950 и 1970 годом северные города стали свидетелями резкого увеличения афроамериканского населения, причем этот наплыв миллионов совпал по времени со снижением спроса на неквалифицированный труд и перемещением остающихся вакансий в пригороды. За два десятилетия доля чернокожих среди жителей Нью–Йорка выросла с 10 до 30 процентов, в Чикаго — с 14 до 33 процентов, в Детройте — с 16 до 40 процентов, а в Вашингтоне — с 35 до 70 процентов. Городские власти проявили вопиющую неспособность справиться с социальной проблемой столь массированной миграции — жилая застройка для малообеспеченных слоев сносилась под прокладку городских магистралей, возведение деловых кварталов или реализацию масштабных и уродливых градостроительных «проектов». В любом случае магазины, конторы и заводы, чьи доходы складывались в налоговую базу городов, целенаправленно выводились за их пределы, неизменно оставляя небольшой деловой центр островном посреди моря социального бедствия. Отчаянное положение американских городов привлекло к себе внимание всего мира, когда в 1975 году Нью–Йорк, этот символ урбанистического XX века, объявил о финансовом банкротстве и неспособности продолжать функционирование.

Принципиальным стимулом для вывода жилья и рабочих мест из городов стала политика американских корпораций. Крупнейшие производственные компании, такие как «Форд», «Дженерал моторс» и «Гувер», к тому времени уже имели опыт строительства заводов в Европе, призванного удовлетворять нужды местных потребителей напрямую. Однако начиная с 1960–х годов корпорации размещали новые мощности на заморских территориях с единственной целью выгадать на более дешевой рабочей силе. Если с 1960 по 1970 год объем продукции, выпускаемой индустриальными гигантами в США, вырос на 70 процентов, то объем продукции их иностранных предприятий — на 500 процентов, а в 1972 году совокупная стоимость экспортируемых ими товаров — 50 миллиардов долларов — уже выглядела жалкой тенью 180 миллиардов долларов, в которые оценивалась товарная масса, производимая за рубежом. Потребность в низко- и среднеквалифицированном труде в США сокращалась тем активнее, что промышленное производство начало уступать место экономике услуг.

Тогда как люди с солидным образованием выигрывали от расширения сферы занятости — в качестве учителей, университетских преподавателей, чиновников, специалистов, офисных служащих, — упадок производства наносил мощнейший удар по афроамериканцам, белому рабочему классу и другим малообразованным слоям. Сектор бюджетных вакансий лидировал на растущем рынке труда 1950–х и 1960–х годов, и это стало настоящим подарком для специалистов, но для людей, не получивших специальной подготовь, такая ситуация сводила перспективы занятости к низкооплачиваемой работе в обслуге — в качестве официантов, санитаров, уборщиц и т. п. Примечательной новой тенденцией стала организация профсоюзов среди «белых воротничков», объединявшихся для борьбы за лучшую оплату и условия труда в то самое время, когда рабочий класс, раздробленный и утративший статус «промышленного», лишался последних остатков своего коллективного влияния. Десять–пятнадцать лет спустя такую же метаморфозу было суждено пережить и Европе.

Помимо афроамериканцев население городских трущоб стало пополняться пуэрториканцами, мексиканцами и коренными американцами, которые были готовы на все, чтобы убежать от нищеты на родине. Обитатели гетто часто давали выход своей неудовлетворенности, сжигая магазины и другую недвижимость тех, кто делал бизнес на их бедственном положении, — огромные территории крупных американских городов превращались в выженные пустыри. При минимальных шансах устроиться на работу наркотики и криминал становились единственным способом добывания денег, как, впрочем, и ухода от реальности, и жизнь бедных кварталов Америки постепенно начала обретать черты беспросветного кошмара. Мечта Кеннеди и Джонсона о лучшем обществе, опирающемся на структуру современного города, поддерживаемом массированным федеральным финансированием и целым спектром социальных мер, лопнула как мыльный пузырь. К тому времени США допустили появление еще одной трещины в фундаменте своего здания, добровольно взваливна себя непосильную ношу новой войны.