Лоуренс Бергрин - Марко Поло. От Венеции до Ксанаду

Ко времени путешествия Марко Поло шелк начали производить и в Италии — более чем на четыре тысячи лет отстав от Китая. Во время Второго крестового похода (1144–1149) две тысячи ткачей шелка перебрались из Константинополя в Европу и принесли с собой секреты, которые тысячелетиями охранял Китай. Но для молодого Марко шелк оставался экзотической новинкой, драгоценным товаром, все еще отождествлявшимся с Китаем.

Путешествие через монгольскую сельскую идиллию продолжалось, пока Марко не попал в провинцию «опустошенную и разоренную», как он без обиняков признает, «бичом татар» — в Тибет. Отсюда его путь уходил за пределы знакомой европейцам Азии, и потому зачастую нелегко определить современные названия стран и народов, с которыми он встречался. Путь в Тибет — «Тебет», как пишет Марко — возможно, привел его в провинцию Юньнань в Южном Китае, а также в Бирму, Вьетнам и иные области, расположенные севернее.

«Тебет» и очаровывал, и отталкивал Марко. Как купец он заинтересовался пряностями — имбирем, корицей и другими незнакомыми, которые он не умел назвать, — произраставшими здесь в изобилии. Амбра, кажется, встречалась повсюду. Как и шелк. Привлекли его внимание и кораллы, тоже служившие средством обмена. Местные, по его словам, «вешают бусы из него на шеи всех своих жен и идолов и почитают за великую драгоценность».

Марко сильно тревожили царившая в этих местах анархия и пышно цветущие суеверия, однако он и сам поддался очарованию могущественных астрологов-чародеев. Он сообщает: «Они совершают самые редкостные чудеса на свете, и величайшие из чудес, невиданные и неслыханные, и все посредством дьявольского искусства, о котором не подобает говорить в нашей книге, потому что люди слишком удивятся». Возбудив, таким образом, любопытство читателя, Марко далее как раз и повествует о том, что же творят эти демонические астрологи. «Они вызывают бури, молнии и гром, когда пожелают, и прекращают их по своей воле, и совершают бесконечные чудеса».

Возвращаясь к теме, которая одновременно захватывала и отталкивала его, Марко в устрашающих подробностях представляет затейливые фокусы, какими пытались изгнать злых духов из беззащитных больных: «Когда являются чародеи, они расспрашивают, чем он болен, и больной рассказывает им, от чего страдает, и чародеи начинают играть на своих инструментах, и плясать, и скакать, пока один из чародеев не валится навзничь на землю или на мостовую с пеной у рта, как мертвый. Они говорят, что демон вошел в его тело, и он остается лежать, как мертвец. Когда другие чародеи, которых бывает много, видят, что один из них упал таким образом, как вы слышали, они заговаривают с ним и спрашивают, чем хворает больной и отчего заболел. Тот отвечает: «Такой-то дух поразил его, потому что тот его оскорбил».

Другие чародеи говорят ему: «Мы молим тебя простить его и принять от него для восстановления его здоровья то, что ты пожелаешь»».

Марко бесстрашно рассматривает экстатические душевные состояния этих «тибетцев». «Когда чародеи произнесут много слов и помолятся, дух, вошедший в тело того чародея, который упал, отвечает. Если больному предстоит умереть, он… говорит: «Этот больной сделал так много зла такому-то духу и такой дурной человек, что дух не умиротворится никакой жертвой и не простит его ни за что на свете». Такой ответ дается тем, кто должен умереть.

Если же больному предстоит исцелиться, тогда дух в теле чародея говорит: «Он много согрешил, но это будет ему прощено. Если больной желает исцеления, пусть возьмет две или три овцы, и пусть также сделает десять чаш пития, или более, очень доброго и хорошего». И еще они говорят: «Овцы должны быть с черными головами», или с другой приметой». Чародеи и служанки «убивают овец и брызжут кровью на все стороны, как им сказано, в честь и в жертву такому духу. Овец готовят в доме больного, и если больному суждено выжить, многие их этих чародеев и этих служанок… приходят туда. Когда они сойдутся туда, и овцы и питье готовы, они принимаются играть, плясать и петь».

В это время, по описанию Марко, один из чародеев падает «как мертвый, с пеной на губах». Те, кто остались на ногах, взывают к «идолу» о прощении больного. Порой идол отвечает согласием, иногда же говорит, что больной «еще не полностью прощен».

Выпросив, таким образом, новые приношения, «дух отвечает, после того как жертвы принесены и все, что он приказал, сделано, что он (больной) прощен и скоро исцелится. Получив такой ответ, они кропят бульоном и напитками, и зажигают большие огни и великие благовония, полагая, что так отдают духу его долю. Они говорят, что дух на их стороне и смилостивился, и все они радостно отсылают больного домой, и тот выздоравливает».

Случалось, что страдалец умирал после того, как чародеи объявляли его исцеленным. Да и не всякому больному уделялось столько внимания. Ритуал такой сложности полагался только богатым и проводился только дважды в месяц, если верить Марко, неизменно внимательному к финансовой стороне дела, даже если в нем замешано колдовство.

Личности, практиковавшие черную магию, по уверению Марко, неизменно считались «дурными людьми греховного поведения». Да и вид их соответствовал такой репутации.

Их всегда сопровождали «самые большие в мире мастифы ростом с осла, очень полезные в ловле всякого зверя». Возможно, Марко здесь подразумевает не собак, а кабанов-бородавочников — «и они особенно ловки в охоте на диких быков… быки очень велики и свирепы» — опять же, Марко мог иметь в виду более агрессивных животных, чем быки, для которых он не знал названия, — «и их здесь много».

В Тибете Марко столкнулся с темной стороной монгольского завоевания Азии. К его чести, он без прикрас описывает опустошения, причиненные братом Хубилая, Мункэ, который, как прямо заявляет Марко, «уничтожил (Тибет) войной». Проезжая по разоренным Мункэ местам, Марко пережил тревогу и ужас, какие не проявлялись в его повествовании о мучительном переходе через Гоби. Природа Тибета и его жители пошатнули его представления о монгольской империи и показали, как незначительно его место в ней. Одинокий в пустынной местности, Марко мог полагаться лишь на свой талисман-пайцзу, напоминавшую об удобствах, мягкости нравов и величии Камбулака и особенно Хубилай-хана, оставшихся в нескольких тысячах миль на востоке. Хотя золотая пайцза и обеспечивала Марко особый статус посланца хана, она не могла рассеять ошеломления перед царившим вокруг хаосом, созданным отчасти походами Мункэ, отчасти — непостижимой и как будто извращенной природой тибетцев. Повсюду вокруг себя он видел признаки первобытной монгольской культуры: кочевой, хищнической, с этикой, совершенно отличной от широты взглядов и милосердия Хубилай-хана. Марко преодолевал изрезанный ландшафт, лишенный красок и гармонии, хранивший мрачные следы завоевания.