Валерий Сойфер - Власть и наука

24-мя голосами "за" при одном воздержавшемся кандидатура была поддержана (18). Удивляться такому единодушию не следует: страх был велик и восставать в этом вопросе не следовало. В тот же день за подписью Эйхфельда в Комитет по Сталинским премиям ушло письмо на трех страницах с обоснованием решения ученого совета ВИР▓а (19)4.

13 октября Лысенко появился в ВИР'е, в том самом институте, где всего одиннадцатью годами раньше пригласивший его на генетический съезд Вавилов распахнул для него ворота в науку. 15 октября студентов Ленинградского университета собрали на лекцию Лысенко, озаглавленную "Что такое мичуринская генетика" (22). В этот день вышла многотиражная газета "Ленинградский университет" со статьей Юрия Ивановича Полянского -- одного из ведущих профессоров славного некогда генетическими традициями учебного центра. Он спешил занять достойную коммуниста позицию и, начав свою статью с восхвалений Лысенко, перечисления его якобы "блестящих достижений", "огромного теоретического и практического значения" его работ, перешел к нападкам на генетику:

"... генетическая наука в капиталистических странах, а также отчасти и в СССР пошла... по неправильному, по-существу, антидарвинистическому пути... Самое учение об основной "наследственной единице" -- гене... носит несомненно преформистский характер...

Наличие глубоких и многочисленных антидарвинистических извращений в генетике ставит перед советскими биологами задачу, наряду с развитием передовых идей Мичурина-Лысенко, подвергнуть острой критике метафизические установки этой науки" (23).

Полянский призывал к изменению научной политики университета:

"Разработка передовых идей Мичурина и Лысенко не может являться исключительно делом кафедры дарвинизма и лаборатории биологии развития. Генетические кафедры ЛГУ должны принять активное участие в разработке ряда проблем, связанных с этим передовым направлением биологической науки" (24).

Приведенная затем цитата из Митина о "крупнейших научных достижениях в изучении хромосомного аппарата клеток" звучала не просто двусмысленно, она отвергалась полностью последним абзацем статьи:

"... одной из задач кафедры генетики ЛГУ...следует считать пересмотр обширного наследия так называемой формальной генетики" (25).

Такие высказывания для всех в университете звучали однозначно: Лысенко победил. Свою лекцию победитель посвятил тому, чтобы уговорить студентов не верить больше всему, что с этой кафедры в течение многих лет рассказывали Филипченко, Левитский, Карпеченко и другие генетики, и заявить, что факты, накопленные ими, понимались превратно, некритически:

"... мичуринцы и морганисты исходят из фактов, а приходят к противоположным выводам, из которых складываются два противоположных, взаимно исключающих направления в науке.

В чем же дело?

Дело в том, что некоторые факты только кажутся фактами" (26).

Далее он объяснял, почему генетики приходили к неверным выводам. По его словам, они просто плохо понимали жизнь, не знали, как растут растения, развиваются животные, а обитали в придуманном мире -- абстрактном, оторванном от реальности. Вот, например, Вейсман обрубал мышам хвосты, а всё равно мыши рождались с хвостами.

"Отсюда делался вывод: увечья не передаются по наследству, -- вещал Лысенко. -- Правильно ли это? Правильно. Мичуринцы никогда не оспаривали подобных фактов" (27).

А далее шло комическое объяснение:

"Всем известно, что в зарождении и развитии потомства мышей их хвосты участия не принимают. Отношение хвоста родителей к потомству очень и очень далекое" (28).

После лекции и бесед Лысенко с руководством университета и партийными боссами, среди которых выделялась доцент Б.Г.Поташникова -- ленинградская жена Исайи Презента, Карпеченко стали открыто травить. В газете "Ленинградский университет" было написано:

"Кафедра генетики продолжает оставаться оплотом реакционных учений. Руководство должно сделать из этого вывод" (29).

А Поташникова твердила всем кругом:

"Не поддерживайте Карпеченко. Судьба его решена!" (30).

23 ноября 1940 года в многотиражке "Ленинградский университет" была опубликована запись лекций Лысенко, а 25 ноября комиссия, проверявшая ВИР, отчитывалась в Москве на заседании Президиума ВАСХНИЛ. В комиссию вошли Сизов5, Тетерев, Шлыков, возглавлял ее Эйхфельд6.

После доклада Эйхфельда Президиум (не Лысенко -- единолично, а Президиум -- коллегиально!) проголосовал за следующее решение:

"Всесоюзный Институт растениеводства, как это установлено материалами комиссии по приему дел Института, с поставленными задачами не справился:

а) Институтом хотя и собраны большие коллекции культурных растений, но при сборе их не всегда руководствовались полезностью собираемого материала, и в настоящее время трудно определить научную и практическую ценность каждого образца коллекции;

б) Изучение собранных коллекций было поставлено неправильно и не давало ценных для производства и науки выводов. Небрежное же хранение коллекций привело к гибели части коллекционных образцов;

в) Институт недостаточно работал по продвижению перспективных сортов в производство...

ПРЕЗИДИУМ ПОСТАНОВИЛ:

Перевести всю работу с кукурузой из ВИР'а на опытную станцию Отрада Кубанка...

Цветы передать в Ботанический сад АН СССР... [цветы -- слово из домашнего обихода; в ботанике принят термин "декоративные растения", -- В.С.].

Исследования по винограду передать в Институт виноградарства...

Закрыть секцию субтропических культур...

Закрыть лабораторию табака и чая...

Передать коллекцию риса Краснодарской рисовой станции...

Закрыть отдел географии растений...

Закрыть отдел внедрения.

Передать местным органам:

Дальневосточную станцию ВИР'а (Лянчихэ),

Туркменскую станцию (Кара-Кала),

Репетекскую опытную станцию в Кара-Кумах,

Опорный пункт "Якорная щель" в Крыму.

Считать нецелесообразным существование в составе Института Бюро пустынь и высокогорий" (33).

За каждой строкой решения стояли сотни людей -- тех, кого собирал под свои крылья Вавилов, кого он наставлял и учил, и кто теперь оказался на улице в связи с закрытием отделов, лабораторий, станций и опорных пунктов. Протокол этого заседания Президиума ВАСХНИЛ (34) собственноручно подписал Президент Лысенко.

ВИР -- гордость Вавилова и гордость советской науки был разрушен.

Вавилов дает показания в тюрьме

Итак, Вавилов как руководитель науки и ученый был устранен, а дело Вавилова -- его институты -- разрушены. Но сам Вавилов еще оставался живым. Он все еще был не осужденным, а подследственным, взятым под стражу. В самом начале 8-го тома его "Следственного дела" был вшит "Меморандум" от 19 августа 1940 года на 33-х страницах, имевший гриф "Совершенно секретно", в который начальник 3 экономического отдела Управления НКВД по Ленинградской области капитан госбезопасности Захаров и начальник 4 отделения мл. лейтенант безопасности Н.Макеев внесли большинство наиболее одиозных показаний против Вавилова (35). Но это еще были не доказательства, а лишь оговоры. Теперь, чтобы превратить их в доказательства, в соответствии с правилами игры, нужно было заставить Вавилова признать их за свои намеренные преступления против власти, совершенные в трезвом уме и при полном понимании вредительской и шпионской их сути. Огульный характер набранных чекистами обвинений, был в общем очевидным и для них самих. Это были все-таки даже на их жаргоне "версии". Например, раздел "Организованная деятельность" начинался с показаний Шлыкова, перечислявшего пятнадцать имен вредителей во главе с Вавиловым, из которых он особо выделял "агентов" Вавилова -- "Жуковского -- в области партийной организационной работы, Говорова -- в области марксистской теории, Синскую -- в области методики" (36). Стоит заметить, что Синская была исключительно авторитетным ученым с собственным и совсем не тихо-подчиненным голосом. Шлыкова она постоянно одергивала и публично "секла" за неграмотность, неаккуратность и подличанье. Неудивительно, что он вписывал ее в свой список. Однако шлыковские наговоры не были еще достаточны� "...Основную связь с заграничной организацией крестьянской партии поддерживал Н.И.ВАВИЛОВ, который выезжал заграницу ежегодно. В смысле предлогов выезда заграницу, якобы, вполне основательны были экспедиции для сбора ботанико-агрономических материалов, образцов семян разных культур и приглашения из-за границы на совещания, с'езды или для лекций" (37).