Валерий Сойфер - Власть и наука

С уважением И. Сталин

31.Х. 47" (123).

Таким образом Лысенко заручился поддержкой Сталина в вопросе, который вождь считал идеологически важным: о роли прямого приспособления наследственности организмов к внешней среде. В науке эта идея была отвергнута много десятилетий назад, но малообразованным людям и Сталину в их числе казалось, что наследование благоприобретенных признаков существует.

Тем не менее никаких конкретных погромных решений в отношении врагов Лысенко не последовало. Спустя еще месяц, Сталин разослал записку Лысенко всем членам Политбюро и секретарям ЦК (а также академику Цицину, которого видимо Сталин считал сторонником Лысенко), добавляя, что "В свое время поставленные в записке вопросы будут обсуждаться на Политбюро" (124). Поэтому проблема противостояния Лысенко и генетиков разрешения не получила, но одно отрицательное действие записка Сталина оказала: те в верхних эшелонах власти, кто готов был принять меры против засилия Лысенко в советской науке и, напротив, помочь генетикам, решили за благо отмолчаться и подождать, чем конкретно завершится интерес Сталина к Лысенко. К новому витку репрессий против ученых это пока не привело, но и энергию тех на верхах, кто собирался поддержать генетиков, пригасило.

Митин продолжает восхваление Лысенко в "Литературной газете"

Ставший заведующим отдела "Литературной газеты" Митин не прекращал усилий по пропаганде лысенкоизма. 18 ноября 1947 года в газете было опубликовано интервью с Лысенко, который под видом осуждения буржуазных ученых Запада откровенно предупреждал своих оппонентов, что их действия могут быть расценены как политически вредные (125). Специальные вопросы биологии Лысенко рассматривал через призму категорий извращенной политэкономии и опять вел речь о том, почему мировая наука придерживается мнения о наличии внутривидовой борьбы в природе:

"Все человечество принадлежит к одному биологическому виду. Поэтому буржуазной науке и понадобилась выдуманная внутривидовая борьба. В природе внутри видов, говорят они, между особями идет жестокая борьба за пищу, которой не хватает, за условия жизни... То же самое происходит, мол, и между людьми: капиталисты якобы умнее, способнее по своей природе, по своей наследственности... Но внутривидовой борьбы нет и в самой природе. Существует лишь конкуренция между видами: зайца ест волк, но заяц зайца не ест, -- он ест траву" (126)14 .

Захлестнутый политическими страстями, Лысенко утверждал, что и те, кто выдвинул понятие "внутривидовая борьба" (значит, Дарвин), равно как и те, кто придерживается этого понятия сейчас, есть придатки и слуги растленной буржуазной науки, приспешники буржуазии:

"Буржуазная биологическая наука, по самой своей сущности, потому что она буржуазная, не могла и не может делать открытия, в основе которых лежит непризнанное ею положение об отсутствии внутривидовой конкуренции. Поэтому и гнездовым севом американские ученые заниматься не могли. Им, слугам капитализма, необходима борьба не со стихией, не с природой... Выдуманной внутривидовой конкуренцией, "извечными законами природы" они силятся оправдать и классовую борьбу, и угнетение белыми американцами черных негров. Как же они признают отсутствие борьбы в пределах вида?" (128).

Заканчивая статью, Лысенко давал ясно понять, против кого в первую очередь направлены его тирады. Обвинения буржуазной науки были затеяны для устрашения своих же коллег в Советском Союзе:

"Но я знаю, что внутривидовую конкуренцию еще и у нас признают некоторые биологи, например, профессор П.М.Жуковский. Я отношу это к буржуазным пережиткам. Внутривидовой конкуренции в природе нет, и нечего ее в науке выдумывать. Идет острая борьба идей, а новое всегда встречает сопротивление старого. Но у нас, в Советском Союзе, новое всегда побеждает" (129).

Значимость высказываниям Лысенко придавало то, что Митин, подписавшийся как корреспондент "Литературной газеты", возвеличивал Лысенко ("...главное -- Ваши научные доклады не просто "точка зрения": они подтверждены богатейшей практикой"), а Лысенко, в свою очередь, убежденно заключал: "...у нас, в Советском Союзе, новое всегда побеждает".

Это интервью появилось ровно через две недели после того, как в МГУ крупнейшие ученые -- академик И.И.Шмальгаузен, профессора А.Н.Формозов и Д.А.Сабинин -- аргументированно, логично и без малейшего налета демагогии рассмотрели взгляды Лысенко на дарвинизм, выступив с докладами на специально созванной научной конференции. Интерес к ней был огромным. Заседания шли в самой большой -- Коммунистической аудитории МГУ, и зал, тем не менее, был переполнен. Как позже была вынуждена признать даже "Литературная газета", в зале находилось более 1000 человек (130). Председательствовавший несколько раз приглашал сидевших в зале сторонников Лысенко выступить с ответом на критику, но те отмалчивались. В том же году Издательство МГУ выпустило сборник со статьями, опровергающими точку зрения Лысенко. Вынуждена была и "Литературная газета" напечатать большую статью ученых из МГУ (131). Но сделала она это своеобразно. Рядом со статьей И.И.Шмальгаузена, Д.А.Сабинина, А.Н.Формозова и С.Д.Юдинцева была помещена ответная статья А.А.Авакяна, Долгушина, Глущенко и других лысенковцев, в которой разговор был снова переведен в плоскость политических обвинений. Оппонентов Лысенко они обзывали "мальтузианцами" (132) (все знали, что Мальтуса критиковали Маркс и Энгельс, и, значит, мальтузианцы -- враги марксизма; это было нешуточное обвинение в годы сталинского террора), а затем "неучам" из Московского университета был дан такой совет:

"... читать не столько Кропоткина, сколько Лысенко, чтобы знать, где искать аргументы против несуразностей Кропоткина. Нечего и упоминать о других пугалах (Кесслер, Смэтс и др.), поставленных ими на их изреженном посеве аргументов" (133).

Заключительная фраза статьи обвиняла ученых в совсем им не свойственные действия -- уход из плоскости научной в политическую:

"Это уже не полемический выпад, а попытка восстановить советскую общественность против дарвиниста Лысенко" (134).

В последовавшие затем полтора месяца в "Литературной газете" было опубликовано несколько откликов ученых по вопросу о правильности взглядов Лысенко. Эти отклики были весьма умело и направленно скомпонованы редакцией. Б.М.Завадовский критиковал и Лысенко и его оппонентов (135). В.Н.Столетов столь же безоговорочно провозглашал единственно правильным лысенкоизм и, выворачивая наизнанку смысл сказанного критиками Лысенко, декларировал:

"У оппонентов нет фактов, а у Лысенко есть огромный опыт по помощи сельскому хозяйству, и именно потому, что фактов у оппонентов нет, творческую дискуссию они подменяют схоластическими упражнениями" (136).