Валерий Сойфер - Власть и наука

"Не приходится отрицать влияния буржуазной идеологии на наших ученых и в частности на генетиков. Однако нельзя забывать и того факта, что за последние два десятилетия советская генетика значительно выросла и такие старые течения как менделизм и морганизм давно критически переработаны советскими генетиками" (/161/, выделено мной -- В.С.).

Как утверждает член-корреспондент РАН Л.Н.Андреев (преемник Цицина на посту директора Главного Ботанического Сада РАН), опубликовавший в 1998 году это прежде неизвестное историкам письмо Цицина (162),

"Сталин отрицательно отнесся к докладной записке академика Цицина, заявив: "Нельзя забывать, что Лысенко -- это сегодня Мичурин в агротехнике... Лысенко имеет недостатки и ошибки как ученый и человек, его надо контролировать, но ставить своей задачей уничтожить Лысенко как ученого -- это значит лить воду на мельницу жебраков"" (163)18 .

Надежды генетиков на победу

Несмотря на поддержку Лысенко Митиным в "Литературной газете", общественное звучание публичной критики, причем критики серьезной, продуманной и острой было очевидным. Впервые после войны взгляды Лысенко оказались под огнем. Академика Шмальгаузена и его коллег из МГУ не следовало выставлять в виде простачков-недотеп. Те, кто это делал, доброго к себе расположения снискать не могли. Времена менялись, и что такое фракционность, групповщина, все в стране уже хорошо знали. Группа Лысенко была известна биологам, и они же, биологи, отлично знали, что эволюциониста Шмальгаузена, физиолога растений Сабинина, или зоолога и биогеографа Формозова никакие рамки групповщины не связывали. Их громкие имена крупнейших в своих областях специалистов были отлично известны. Поэтому огульностью обвинений затушевать принципиальную сторону научного спора было нельзя.

К концу 1947 года практические успехи генетиков в мире стали неоспоримыми. Применение чисто генетического детища -- гибридной кукурузы -- принесло только США сотни миллионов долларов. К началу 1940-х годов вся площадь этой основной для США сельскохозяйственной культуры была занята межлинейными сортами кукурузы. К концу Второй Мировой войны генетики одарили человечество еще одним своим детищем, изменившим медицинскую практику. С помощью методов мутагенеза, генетики в США получили дешевые продуценты антибиотиков (в 1945 году А.Флеминг, Х.Флори и Э.Чейн были удостоены Нобелевской премии за открытие антибиотиков, и в это же время М.Демерец в США с помощью облучения создал высокопродуктивные мутанты грибов, синтезирующих эти вещества). Генетики все шире внедряли свои достижения во многие другие области, и могучая сила науки была продемонстрирована бесспорно и широко.

За успехами науки можно было следить даже из-за "железного занавеса", и во всех слоях общества окрепло понимание того, что конгломерат лысенковских идей практика не подтвердила.

Аналогично яровизации и летним посадкам картофеля быстро и с треском провалились все более поздние новинки. Чеканка хлопчатника была сама по себе вещью небесполезной, причем достаточно хорошо известной и до Лысенко (её применяли одно время за рубежом, например, на мелких участках в США, и в России /164/), но она требовала громадного ручного труда, и её энтузиасты быстро выдохлись. Отказ от законов семеноведения привел к тому, что были перепорчены сотни и сотни сортов (165). Политика полного запрета на изучение вирусов растений стала тормозом для развития вирусологии в СССР. То же произошло после заявления Лысенко о том, что "лавры генетиков не дают спать спокойно физиологам растений, генетики выдумали гены, а физиологи -- фитогормоны" (166). Важнейшее направление исследований, приоритет в котором был прочно закреплен за советским ученым Н.Г.Холодным, было разрушено. Лысенко также отрицал учение о генетических основах устойчивости растений (как и саму теорию гена) и препятствовал развитию работ по иммунитету у растений, в чем была сильна в двадцатые--тридцатые годы школа Н.И.Вавилова. Это привело к многолетнему, до сих пор не преодоленному отставанию российских биологов в вопросах, некогда пионерски развивавшихся именно в СССР.

Но пока шло отрезвление от очередных "новаций" Лысенко, он уже внедрял в практику новые продукты своей мысли. К 1947 году их список стал так обширен, что несколько биологов написали объемистые труды, посвященные разбору вреда от них для экономики и науки страны. Владимир Павлович Эфроимсон, по его словам, передал в ЦК партии рукопись своей книги (более сотни машинописных страниц) с детальным разбором ошибок Лысенко и урона, понесенного страной19. В 1983-1987 годах В.П.Эфроимсон в беседах со мной повторял, что в рукописи его книги были документально разобраны многие факты очковтирательства, допущенные Лысенко и его подчиненными, за исключением разве "возрождения сортов" пшеницы методом внутрисортового скрещивания. Эфроимсон говорил мне, что не сумел сам найти материалов по этому вопросу, но ему было точно известно от друзей из Харькова, где он несколько лет работал после выхода из первого заключения, что незадолго до 1948 года такие материалы поступили в ЦК от крупных селекционеров. Сотрудники Отдела науки, по его словам, благодарили Эфроимсона и говорили, что его книга -- серьезный документ, помогающий разоблачить Лысенко (М.Д.Голубовский на протяжении многих лет утверждал, что сходную работу в ЦК передал Любищев). Сегодня найти следы этих документов в архивах ЦК партии за 1946-1950-й годы не удалось20.

Со второй половины 1947 года началась подготовка к новой конференции МГУ, на которой бы взгляды Лысенко были серьезно разобран. Не приходится сомневаться, что Цицин не случайно тянул более двух месяцев с отправкой своего ответа на письмо Сталина -- до 2 февраля 1948 года -- и отправил его точно за день до начала конференции в МГУ, на которой главным вопросом для обсуждения должна была стать лысенковская идея прямого приспособления живых организмов к внешней среде. Приглашения на конференцию разослали всем крупнейшим специалистам в стране, был приглашен и сам Лысенко, и его ведущие сотрудники. Биологи намеревались показать, что взгляды Лысенко противоречат научным фактам, дарвиновскому пониманию изменчивости и эволюции и, тем более, современным представлениям на этот счет. Комплекс этих проблем был подробно рассмотрен в докладах академиков И.И.Шмальгаузена и М.М.Завадовского и профессора И.М.Полякова. Биологи восстали против новой лысенковской "теории" -- "творческого дарвинизма". Лысенковцам нечего было возразить по существу.

Большинство специалистов, возможно, тогда считало, что ввиду само собой разумеющегося противоречия взглядов Лысенко и твердо установленных закономерностей науки постулаты "колхозного академика" не найдут себе места в советской биологии. Однако эти надежды оказались наивными. "Теория" Лысенко была положена в основу крупнейшего за всю историю человечества партийного плана по переделке природы (см. ниже главу "Период великих агрономических афер").