Архивариус - Война миров. Том 1

Считалось, что в первые годы жизни Дух еще не постоянен в теле, а потому легче с ним расстается. В любом случае обряд не работает, если женщине-донору более 21-го года, а мужчине не более 14-ти. Но если жертва слишком молода, то может не выдержать длительного периода «подготовки» с жестоким обращением, необходимым для отделения души от физического тела.

Таким образом, большинство «доноров» — были дети от 8-ми до 14-ти лет.

Муки «отделения» могли продолжаться от одного до четырех дней, в зависимости от воли и силы доноров, с тем, чтобы проявилась готовность покинуть тело.

Тело «претендента» хоронили тайно и анонимно, «донор» продолжал жить с новым пониманием реальности и солидным багажом тайных знаний. Душа несчастного попадала в «контейнер», который хранился в тайне и недоступном месте, потому как считалось, что если контейнер будет сломан или открыт — душа будет освобождена и может принести много бед как приведение, преследуя нового хозяина своего бывшего тела. Возможно, есть какие-то варианты, если вспомнить «арабские» сказки о рабах «лампы» и о многочисленных вариантах рассказов о мальчиках-аладдинах, «алмазах неграненных», специально отобранных для определенных миссий и ускользнувших от злобного старца.

Технология была отработана, но всё забывается со временем и приходит в упадок в связи с недостаточной подготовкой жрецов. Дела не всегда шли хорошо. Одна из «таблиц» показала статистику, что урушдаур прошел успешно в 40 случаях из 60-ти если это были дети младшего возраста; в 30-ти из 60 старших детей; 25 из 60-ти подростков; 12 из 60-ти молодых людей; в 3-х случаях из 60-ти особей зрелого возраста и в одном случае с 60-ю стариками. Было отмечено, что это происходило из-за жесткости подготовительного обряда. Возрастные различия в «потерях» обусловлены степенью фиксации души к телу — чем «доноры» старше тем они выше.

У претендента, который не смог воплотиться, было два варианта: возвратиться к подготовке к новому обряду или стать жрецом обряда.

Обратной дороги в жизнь обывателей не было — тайны старались хранить.

Так называлась серия «работ» моего давнего приятеля Игоря. Чем только человек в жизни не занимался — был циркачем, таксистом, археологом, художником, работал в «горячем цеху» (где «смертельно устал и уволился», как написал он в заявлении об уходе), работал зятем большого писателя, сам писал, работал диссидентом. Искал себя. Нарожал с третьей женой 10 детей. Развелся — и с четвертой женой родил девочку. В жизни его помотало изрядно, но жизнерадостнее его я не видел человека. В конце-концов он увлекся эзотерикой, стал практиковать «ребёфинг» и «роды в воду».

Так вот, решив однажды что «скульптор» тоже неплохая профессия, он создал «Улыбки веков» — глиняные маски, коряво сделанные и плохо обожженные, которые носили некоторое портретное сходство с членами политбюро. Во всяком случае, Игорь краем глаза явно поглядывал на эти портреты. Изваяв их за пару дней, он оттащил их на худсовет выставки чему-то значительному посвященной, вроде 60-летия Октября. В выставкоме, при просмотре, комиссия сначала замерла на несколько минут разглядывая рельефы, затем все стали натурально и всё громче ржать. Завернули ему работы. Мотивировали тем, что он не член Союза.

Удивительным образом шедевры были похожи на портреты питекантропов и неандертальцев из мастерской Герасимова.

Первая и единственная попытка стать скульптором не удалась.

Лесок слева — дубовая роща. Местным пейзанам несколько сот лет, вплоть до «перестройки», было запрещено вырубать растущие в этой местности дубовые деревья. И все окрестные избушки-дома здесь традиционно слагались из бутового камня, которого в избытке выходит из черной земли в оврагах и по берегам рек. Но балки, перекрытия, потолки повсюду браконьерски делались из дуба, само-собой, несмотря на запрет. Сейчас, в наступившие на Россию времена победившей демократии, дуб — дерево уже редкое даже для этих мест. Пересохшая, за несколько столетий до широкого ручья, речка впадает в Дон. Справа за лесопосадками сделанными во времена СССР когда-то была обнаружена стоянка древних людей 30-тысячелетней давности. Обнаружена случайно — мальчишки нашли полированный каменный топор и каменные наконечнки стрел. Отнесли в школу. Там связались с археологами, которые чуть покопавшись нашли древнюю керамику более позднего времени. Культурные слои здесь лежат вглубь до десятков метров. Совсем недавно в этих местах, не прекращаясь тысячелетиями, кипела жизнь, по высохшему руслу реки, заросшему сочной травой паслись тучные стада, а на горках стояли каменные крестьянские дома. Сейчас всё заросло, запустело, леса активно вырубаются — это выгодно. Поля не засевают — не выгодно. Впрочем так повсюду.

Берега Дона в верхнем течении — это колыбель нашей цивилизации — и это без пафоса. Недалеко от этих мест, выше по течению, ставшее знаменитым село Костёнки. Возраст древнейших поселений человека там составляет от 42 до 45 тысяч лет.

Археология наука затратная. Чтобы что-то «открыть» — нужно это отрыть. И «тормоза» в этой науке объясняются банально — отсутствием средств. С одной стороны, Костёнки — явление уникальное во многих отношениях, и прежде всего в мировом его значении — с другой: что по верхнему Дону не копни, где угодно, повсюду — наткнешься либо на палеолитическую стоянку, либо на древнерусское городище.

Этим летом я заглянул в краеведческий музей когда-то славного, а ныне депрессивного, как и все подобные другим мелким городкам РФ, города Данков. Меня интересовала судьба огромной (по описаниям) черной каменной бабы, вывернутой плугом трактора из чернозема лежащего километров за пять слева от того дубового леса на фотографии. В «музее», когда-то бывшем храме, я, очевидно, был редким посетителем который задает конкретные вопросы, и две его сотрудницы, изумившись этому обстоятельству, охотно рассказали, что, дескать, да — был такой случай лет тридцать назад. Но судьба скульптуры неизвестна — кто-то приехал, погрузили и отвезли в неизвестном направлении. Должно быть в Москву. И вообще, вся экспозиция, которая относится к палеолитическим временам, по сути собрана любопытствующими местными жителями, чаще деревенскими школьниками, то тут, то там собирающим черепки и камешки. Нет ни одного экспоната, который был бы передан на хранение от какой-либо научной экспедиции. Коллекция в музее немногочисленная, но примечательная. Тут и керамика с ромбовидными узорами, и диоритовые топоры-молоты, костяные гребешки и гарпуны, мелкие статуэтки «божков». Наиболее ценной мне (для меня) представилась информация о местоположении находок. Фотография местности соответствует примерно точке, отмеченной на нижнем участке карты кружком № 35.