Сергей Мартьянов - Листок чинары

- В ружье!!!

Непосвященному трудно понять что значит на заставе команда "В ружье!" Да еще на такой заставе, как наша. Черт его знает, что случилось... Может, следы на границе. Может, наряд обстреляли. А может, еще что... Всякое жди.

Брюки - раз, гимнастерку - два, портянки - три, ну, а сапоги натянуть - дело одной секунды. Все на тумбочке уложено в привычном порядке. Ремень в самом низу, его - в руки, и бегом к пирамиде с оружием. Застегнуть пряжку, пуговицы - это потом, на бегу. Главное - схватить оружие и подсумки с патронами.

- Быстрей, быстрей! - покрикивал капитан Баринов, пропуская нас мимо себя. - Фонари не забудьте, телефонные трубки.

И по тому, каким бледным и серьезным было его лицо, мы поняли, что тревога настоящая: солдаты всегда догадываются, какая бывает тревога, учебная или боевая.

Но даже во время боевой тревоги командир не становится в картинную позу, не отдает громких команд и не подкрепляет их энергичными жестами. Тем более не любит этого наш капитан.

- Давай! - только и сказал он лейтенанту Симакову, старшему тревожной группы.

Все было понятно. Симаков и солдаты выскочили во двор. Там к ним присоединился инструктор розыскной собаки, и все исчезли во тьме.

А мы выстроились в коридоре. Кое-кто еще застегивал пуговицы, кое-кто обменивался фуражками. Тревожные, посуровевшие лица были обращены к Баринову. Негромко, в двух словах он объяснил, что в районе восьмой розетки обнаружен след человека, и потом так же негромко стал выкликать по бумажке наши фамилии.

- Зеленюк, Петров, Кондратенко, Зазубрин, Мазунов - закрыть границу. Старший - сержант Зеленюк. Действуйте!..

И названные вышли из строя и выбежали во двор. Они на бегу зарядили оружие, на бегу получили от сержанта необходимые указания. Они побежали по той тропе, которая идет вдоль самой границы. Им предстояло закрыть ее, и они очень спешили, иначе враг, почуяв погоню, мог уйти за кордон.

Легко сказать: "они очень спешили". А если на тропе ни зги не видно? Если под ноги бросаются скользкие камни и за одежду цепляются колючие кусты? Если тропа все время поднимается в гору, и этой горе нет конца? А все это было и вчерашней ночью, и позавчерашней, пять раз за неделю!

Между тем капитан разослал на границу, в тыл и на фланги все группы и, оставив себе резерв, стал ждать сообщений от Симакова. Пройдитесь по казарме, где только что показывали кинокартину. Аппарат стоит покинутый и молчаливый. Все койки пусты, одеяла скомканы, подушки смяты, некоторые валяются на полу. У одной койки лежит портянка; это Вася Брякин не успел навернуть ее на ногу. Бывает и так... На заставе тревога.

Мы - солдаты резерва - ждем в дежурной комнате. Сидим на полу, на подоконнике, покуриваем, молчим. Нам не до шуток. Что там, у восьмой розетки? Дежурный стоит у телефона, связывающего заставу с комендатурой. Он уже сообщил в комендатуру о тревоге и теперь отвечает на каждый звонок. Капитан Баринов сидит у телефонов сигнальной линии, держит связь с границей, тылом и флангами. Внешне он очень спокоен. Под руку попался журнал "Техника - молодежи", и капитан его перелистывает. Но мы знаем, что он не видит ни одной буквы.

Через десять минут - долгожданный звонок.

- Ну, как там? - негромко спрашивает Баринов в трубку. - Приступили к осмотру контрольной полосы и забора? Ну, давайте.

И снова ожидание. Громко тикают большие стенные часы с маятником. Тик-так... Тик-так... Капитан сидит, обхватив голову руками. О чем он думает?

Светлый кружок маятника качается страшно медленно, каждая минута тянется долго. Вот капитан порывисто берет трубку и сам вызывает восьмую розетку:

- Ну, как там у вас? Следов дальше нет? И забор не поврежден? Проверьте еще раз.

И снова там, у восьмой розетки, ищут. То и дело звонят наряды: у них ничего нового, а как у лейтенанта Симакова?

- Ищут. Давайте, прекратите звонки по пустякам, - сердито обрывает Баринов.

Два раза звонил комендант: ну как?

- Ничего нового, товарищ майор. Есть продолжать поиски!

Коменданту тоже не сладко. Его уже, наверное, теребят из отряда, а отряд запрашивают из округа. В Москве знают, что у нас на заставе тревога.

- Как, товарищ капитан, знают в Москве, что у нас тревога?

Это спрашивает Пушкарь. Он оставлен в резерве и вместе с нами томится ожиданием. Корреспондент, побеседовав с ним, уехал за полчаса до тревоги.

- Давайте не будем говорить пустяков, - советует Баринов.

Пушкарь краснеет. Сегодня он герой дня, и вдруг: "не говорите пустяков". Мы сочувственно смотрим на него, но думаем о другом: что там, у восьмой розетки? Если б мы знали, чем все это кончится!

6

Клевакин спрыгнул на землю и побежал к Удалову. Как же это он проворонил? Следы на контрольно-следовой полосе... Совсем же близко от вышки.

"Хорошо, если нарушитель прошел к нам - далеко не уйдет. А если туда?.." Клевакин рванул изо всех сил. Может быть, еще не поздно и удастся задержать? От восьмой розетки до линии границы метров восемьдесят, а там проволочный забор. Может, запутается и они подоспеют? Быстрее!

Клевакин пробежал половину пути, как вдруг внезапная мысль поразила его: "Восьмая розетка... Это же рядом с чинарой! Как я сразу не мог сообразить? Это там, где свернул с тропы Пушкарь. Это же следы Пушкаря!.. Да, да, Пушкаря!.. Ну, братцы, слава богу. Не нарушитель, можно не торопиться".

Он остановился и перевел дух, но тут же спохватился: "Хорошо. Пушкарь... А какого же черта я не сказал Удалову об этом сразу? Там же объявят тревогу!.."

Он снова побежал, торопясь предотвратить грозную команду "В ружье!", но через секунду сообразил: "Уже поздно. И вернуться на вышку, позвонить на заставу - тоже поздно".

Устало переступая ногами, Клевакин подошел к Удалову и Пахомову. Светя фонарем, они рассматривали на контрольной полосе следы.

- На заставу сообщили? - спросил он на всякий случай.

- А то тебя дожидались!.. - хмуро ответил сержант.

Следы пересекали полосу до противоположной бровки и немного поодаль возвращались обратно к тропе. Совсем еще свежие, от больших сапог. Такой размер носил только Пушкарь. Ну, конечно же, это его следы!

- И ты никого не видел? - недоверчиво спросил Удалов.

Клевакин не отозвался.

- Не видел, спрашиваю? - повторил сержант.

- Не видел, - выдавил из себя Клевакин.

У него созрела мысль, от которой он злорадно усмехнулся.

- Чудно, граждане, - заметил сержант. - Такой знаменитый наблюдатель - и вдруг никого не видел. Чудно...

Он не любил Клевакина и сейчас не скрывал этого. А невзлюбил еще с того памятного новогоднего вечера, когда на заставе выступала солдатская самодеятельность. Удалов писал стихи и должен был прочитать одно из стихотворений. Программу вел, как всегда, Клевакин, и вот, когда очередь дошла до сержанта, он представил его так: