Анатолий Юновидов - Оборона Одессы. 1941. Первая битва за Черное море

Один из таких приемов ввел командир 95-го ИАП Шестаков, по инициативе которого стало применяться ярусное расположение групп истребителей, названное «Шестаковской этажеркой», ставшее одним из предшественников такого, получившего позднее широкую известность, построения истребительных пар, как «Кубанская этажерка» Покрышкина.

4 августа прервалась проводная связь Приморской армии со штабом Южного фронта. Так Приморская армия первый раз ощутила на себе последствия окружения 6-й и 12-й армий под Уманью и начавшегося продвижения моторизованных частей немцев от Первомайска на Вознесенск.

Штаб Южного фронта в спешном порядке оставил Вознесенск и перебазировался в Николаев. В течение 4 и 5 августа главком Юго-Западного направления согласовывал со Ставкой меры, которые следует принять в создавшемся положении. Впрочем, сами меры сомнения ни у кого не вызывали, было ясно, что Южному фронту неизбежно придется отходить. Определялись только масштабы этого отхода.

В результате 5 августа новые рубежи для Южного фронта были назначены директивой Ставки № 00729:

«…4. При отводе войск Южного фронта занять линию восточный берег Днестровского лимана до Беляевки, от Беляевки на Ротмистровку, Березовку, Вознесенск и далее на Кировоград, Чигирин…»

6 августа, в соответствии с этой директивой, войска Приморской армии получили приказ отходить на рубеж Березовка — Катаржино — Раздельную — Кучурганский лиман. Таким образом правый фланг армии оттягивался от Днестра, разворачиваясь к северу, а левый по-прежнему оставался у Днестровского лимана. Главком Юго-Западного направления маршал Буденный передал в состав Приморской армии 30-ю стрелковую дивизию. Обрадованное командование Приморской армии тут же нарезало ей полосу обороны, но занять ее дивизия не успела.

В связи с поставленной Ставкой задачей штаб армии перебазировался в Одессу, где, сообразуясь с приказом Главкома и выделенными силами, генерал-лейтенант Софронов отдал армии приказ занять оборону на следующих рубежах:

30-й стрелковой дивизии, передаваемой из 9-й армии, — по линии Березовка — Демидовка — Анатольевка — Силовка;

95-й стрелковой дивизии — по линии Жеребково — Катаржино — Кошары — Раздельная;

31-му и 287-му полкам 25-й стрелковой дивизии — по линии Раздельная — Миролюбовка — Баден — Граденицы — Маяки — Каролина-Бугаз.

1-я кавалерийская дивизия и 54-й полк 25-й стрелковой дивизии отводились в резерв армии.

Смысл такой конфигурации обороны был тот же что, и на Днестре: наибольшее внимание уделялось угрожаемому правому флангу, и на случай его прорыва или обхода выделялся подвижный резерв, который теперь планировался настолько значительным, что уже приобретал оперативно-тактическое значение.

Однако план Софронова имел одно очень уязвимое место: части должны были занять позиции на законченном не больше чем наполовину оборонительном рубеже в открытой степи, причем сил для удержания такого рубежа было совершенно не достаточно. По сути, положение армии после такого отхода ухудшалось по сравнению с тем, что она занимала на Днестре.

Но отойти на новый рубеж части армии так и не успели. 8 августа немцы предприняли новое наступление на войска Южного фронта, причем не с северного направления — от Вознесенска, а с западного.

Так долго ожидаемый начальником штаба Шишениным удар встык с 9-й армией, вызывавший наибольшие опасения у командования Приморской армии, наконец был нанесен.

И попала под этот удар вместе с 51-й дивизией 9-й армии и 30-я стрелковая дивизия. Прорыв трех немецких дивизий под Жовтенем рассек ее на 2 части, причем большая из них оказалась на стороне 9-й армии. Связь с дивизией была потеряна. Из трех посланных штабом армии делегатов связи двое вернулись обратно, не сумев пройти через немецкие порядки, третий пропал без вести.

В последнем донесении, полученном от командира 30-й СД вечером 9 августа сообщалось о быстром продвижении противника:

«Силовка утром занята противником, наши части занять не успели. Лубетаевка занята в 12.00. Мелкие группы пр-ка проникли из Демидовка на юг в направлении уч. Хоз. Красный Агроном, противник имеет танки. Связи с соседями не имею. Прошу поддержать меня действиями из района Петровское и жду срочных указаний о дальнейшем» [14] ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 32, л. 102–103. .

Правда, через немцев с группой бойцов до штаба армии смог пробиться комиссар 30-й дивизии Дибров. Софронов, видимо, еще не успевший полностью оценить масштабов происходящего, тут же поставил дивизии новую задачу и показал Диброву на карте новый рубеж, который она должна была занять. Обрадованный командарм даже выделил Диброву из армейского резерва два десятка пулеметных расчетов.

До своей дивизии Дибров добраться уже не смог, но большое количество пулеметов по крайней мере позволило ему благополучно выйти к Николаеву, где он наконец смог разыскать части своей дивизии, от которой на тот момент уже мало что осталось.

Потеря 30-й СД в такой ситуации стала для командования Приморской армии сильным потрясением. Высшие политработники армии считали виновником происшедшего то 9-ю армию, которая, по словам ЧВС армии бригадного комиссара Кузнецова, «при отходе на Николаев утащила… одну из трех дивизий» , то само командование 30-й стрелковой дивизии, на которое другой член Военного совета, дивизионный комиссар Воронин, счел нужным пожаловаться начальнику главного политуправления Красной армии. В своем донесении армейскому комиссару 1-го ранга Мехлису Воронин, несколько сгустив краски, сообщил, что «дивизия боевого приказа не выполнила, командование дивизии приняло решение отходить на Николаев, а не на Одессу. Считаю, что руководство 30 СД совершило тягчайшее государственное преступление. Оно поставило в тяжелое положение Приморскую армию. Военный совет Приморской вынужден был в связи с побегом 30-й СД принять решение отойти на невыгодный рубеж, так как нечем было закрыть участок, предназначавшийся 30 СД».

В заключение Воронин просил «привлечь руководство 30 СД к ответственности за невыполнение боевого приказа» , считая, что «они испугались положения, когда увидели, что сзади Одессы суши нет, а только море, очевидно, привыкли отходить и не были настроены бить врага на подступах к Одессе».

А Софронов продолжал посылать кавалерийские разъезды, надеясь установить связь с 30-й стрелковой. В конце концов задачу установить взаимодействие с соседом справа получила вся 1-я кавалерийская дивизия.

Впрочем, связь была прервана не только с 30-й дивизией. Не было никакой связи с 9-й армией и даже с некоторыми частями самой Приморской армии, двигавшимися в момент начала немецкого прорыва к назначенным Софроновым рубежам.