Кеннет Морган (ред.) - История великобритании

Весьма важным было появление в рядах Либеральной партии передовых представителей рабочего класса, особенно на уровне избирательных округов. В 30-х – начале 40-х годов XIX столетия шесть пунктов чартистов включали требования, которые в политической ситуации того времени не могли быть приняты правящими классами. Но к концу 50-х годов радикальное движение за конституционную реформу, часто возглавляемое бывшими чартистами, выдвигало требования только об изменении избирательного права и, как максимум, о предоставлении права голоса мужчинам – главам семейств. Политическим лидерам обеих партий, но особенно Либеральной, было совсем нетрудно пойти навстречу подобным требованиям. У них были свои причины желать изменения системы. Некоторые тори хотели перемен, потому что после провала 1847 г. они поняли, что в рамках существующей системы им не выиграть всеобщие выборы. Некоторые либералы, включая Гладстона и лорда Джона Рассела, стремились расширить избирательные права, чтобы дать голос городским ремесленникам либеральных взглядов, поскольку те были несгибаемыми индивидуалистами и поддержали бы либеральную программу экономии и реформ. Некоторые радикалы, среди них Джон Брайт, надеялись посредством предоставления права голоса главам семейств сделать базу либерализма более полнокровной, хотя даже они прямо указывали на то, что считают невозможным предоставить избирательное право «подонкам общества» (нищим, безработным, «расточителям», людям, у которых вообще не было собственности). Некоторые либералы, вроде Роберта Лоу, высказывавшие вполне радикальные идеи в отношении обычного законодательства, тем не менее не верили в перемены, ведущие к «власти демоса», так как боялись, что «образованный класс» будет им поглощен. Многие тори, например будущий лорд Солсбери, опасались, что предоставление права голоса главам семейств приведет к атаке на собственность в виде повышения прямых налогов, например налога на доходы. Ряд вигов вообще не видели необходимости менять избирательную систему, при которой большинство в Парламенте получали противники тори.

Взгляды последних разделял Пальмерстон, убедительно победивший на выборах 1865 г., без каких-либо обещаний реформировать избирательную систему. Он умер той же осенью, и ему на смену пришел Рассел, ставший премьер-министром. Вместе с Гладстоном он провел через Парламент весьма умеренный билль о реформе, затронувшей в основном городское население. Его правительство пало поскольку часть партии отказалась поддержать премьер-министра из-за того, что законопроект означал слишком много, а другая часть потому, что он означал слишком мало. После этого пришедшее к власти в третий раз правительство меньшинства Дерби – Дизраэли предложило собственный билль для городов, изменив таким образом своему обычному антиреформаторству. Между тем необходимость какой-то реформы была очевидной. Пока либералы начинали свою обычную перегруппировку, Дизраэли неожиданно объявил, что принимает поправку по поводу права голоса для каждого главы семейства и этот билль прошел, причем в куда более расширительной трактовке чем тот, что был предложен Расселом – Гладстоном годом раньше. Избирательной системе 1832 г. пришел конец – были установлены новые параметры проведения выборов в городах, просуществовавшие до 1918 г. Для сельских жителей аналогичные критерии избирательного права были гарантированы в 1884-1885 гг.

В чрезвычайно непростой ситуации 1868 г. либералы выиграли всеобщие выборы с подавляющим перевесом в 112 голосов, подтвердив, казалось бы, свое положение доминирующей партии, которого они добились в 1865 г. Но реформа избирательной системы 1867 г. фактически изменила правила политической игры таким образом, что снова сделала возможным приход к власти правительства консервативного большинства. Правительство тори, возглавляемое Дизраэли и пришедшее к власти в 1874 г., не сделало, однако, ни одной серьезной попытки пересмотреть главные достижения либеральных правительств за последние тридцать лет, особенно те, которые затрагивали суть свободы торговли.

Кульминация указанного процесса реформирования пришлась на первые годы правительства Гладстона (1868-1874): к 1874 г. многие требования либералов середины XIX в. были выполнены. Кроме отделения Церкви от государства в Ирландии в 60-х – начале 70-х годов либералы отменили обязательные церковные налоги, «налоги на знания», религиозные экзамены при поступлении в Оксфорд и Кембридж, а также покупку патентов на должности в армии. Ими были приняты законы о земле в Ирландии и об образовании в Англии и Шотландии. При поступлении на государственную службу теперь нужно было сдавать экзамен. Путем введения положения об ограниченной ответственности либералы создали для инвесторов более безопасную среду капиталовложений. И все это сочеталось с фритредерской финансовой политикой, полной подотчетностью правительства и сокращением бюджетных расходов.

Если не принимать в расчет обычные политические дрязги и торг, то эти огромные реформаторские преобразования не встретили серьезного противодействия. Даже господство Англиканской церкви было значительно ограничено, хотя в первой половине XIX в. именно защита англиканства во всей его полноте была центральной объединяющей идеей для тори: то, что в 30-х годах XIX в. казалось лишь мечтой радикалов, в 70-х стало реальностью, причем почти без открытой борьбы. Даже козырная карта консерваторов – неизбираемая Палата лордов – была использована весьма ограниченно: на время отложили отмену налогов на печать, ликвидацию сбора в пользу Церкви, введение тайного голосования и отмену религиозного экзамена в университетах. Имущие и трудящиеся классы вместе принялись за великую расчистку на палубах либерального государственного корабля.

Наступление эры «свободной торговли» совпало с экономическим бумом, который продолжался с начала 50-х до начала 70-х годов XIX в. Современники считали, что именно она стала причиной экономического процветания, но специалисты в области экономической истории со скепсисом относятся к этому утверждению. Снятие таможенных барьеров, вероятно, оказало только косвенное влияние на британскую экономику, зато «свобода торговли» в широком смысле этого слова, т.е. приверженность нации экономическому прогрессу, оказала огромное влияние на рост предпринимательского энтузиазма, который, казалось, разделяли все классы общества. Если судить по цифрам, то в середине века экономический подъем еще не был особенно впечатляющим, и его сопровождала незначительная инфляция. Тем не менее этот подъем оказался чрезвычайно важным, поскольку он показал, что так называемый вопрос о «положении в Англии», который так бурно обсуждали в 20-50-х годах XIX в., может быть разрешен – и был разрешен – с помощью рыночных механизмов в рамках существующей социально-политической структуры общества. Даже волнения в Ланкашире, вызванные «хлопковым голодом» 60-х годов, когда из-за Гражданской войны в США хлопкопрядильные фабрики были отрезаны от традиционных источников сырья – плантаций американского Юга, не потребовали серьезной политической реакции. Местной инициативы и добровольных пожертвований, как с удовлетворением полагали имущие классы, было вполне достаточно, чтобы разрешить проблему без прямого участия Вестминстера в судьбе пострадавших рабочих Ланкастера (хотя в действительности важную роль сыграли и кредиты, выделенные им государством).