А. Крамер - Раскол русской Церкви в середине XVII в.

Я написал коротко: «зародиться и распространяться»; правильнее было бы сказать: постепенно перейти из бытовой сферы, где троеперстие жило непрерывно с античных времен и дожило (как «жест убеждения») до наших дней, в сферу сакральную и стать молитвенным жестом. В его первом значении — бытового жеста убеждения — этот жест можно увидеть в Италии и итальянских художественных фильмах, и убедиться в том, что это его значение живо доныне.

Точно так же (двуперстно) русские священники благословляли; крестное знамение в России до середины XVII века было одно для всех. Так было и на христианском Востоке до XV–XVI вв. (в течение которых молиться постепенно привыкали троеперстно, а благословляли по-прежнему двуперстно). При этом распространенное мнение, что молитвенное крестное знамение древнее, чем благословляющее — неверно. Они равно древни, причем древнейшее (по сохранившимся памятникам, с III в., но, конечно, нельзя исключать, что и с более раннего времени) двуперстие было речевым благожелательным жестом, и он, сопровождающий «благое слово», естественно стал именно жестом «благословения», а затем (по причинам, обсудить которые было бы очень интересно, но это вышло бы, конечно, за пределы темы моей книги) — только священнического. Впрочем, отчасти обычай благословлять жестом руки сохранился для м1рян и до наших дней; например, так отец благословляет сына, отправляющегося в трудное путешествие или на военную службу или на какое-то опасное предприятие, мать — тяжело больного ребенка, и т. п. При этом благословляющий (мiрянин или священник) может произносить какие-нибудь благопожелания, но может и молчать. Отсюда видно, что благожелательный жест — двуперстие — в древности сопровождал слово (то есть был жестом именно речевым), а затем стал и заменять его. Но так как молитва — это речь, обращенная к Богу, то речевой жест вполне естественно стал и молитвенным.

Стоглавый Собор обратил внимание на знаменающихся крестным знамением неправильно, и не забыл иконописцев, среди которых тоже, вероятно, не все было в порядке. Он предписал им писать перстосложение на иконах так, как это делал Андрей Рублев. Все знают, что Рублев писал двуперстие. Выше я написал: «крестное знамение в России было одно для всех». И то же для икон.

На латинском Западе перстосложение, тоже изменяясь (постепенно и ненасильственно), конечно, в течение веков (но иначе, чем на Востоке), оставалось всегда единым для крестного знамения и для священнического благословения. До XI в. включительно, судя по многочисленным памятникам, для обеих этих целей употреблялось двуперстие двух типов:

1) такое же, как на Востоке и 2) с «второстепенными» перстами, сложенными довольно неудобно, а именно: большой палец отставлен в сторону, а безымянный перст и мизинец пригнуты к ладони. Это, несомненно, — двуперстие, но в необычной для Востока форме, которую тоже знала античность (см. [96, с. 71]). Единым (постепенно разогнув неудобно согнутые два перста и сблизив большой палец с остальными перстами, то есть мирно превратившись в гораздо более удобное для руки пятиперстие) западное перстосложение остается и сейчас; исключением было и остается не изменившееся с древнейших времен двуперстное папское благословение — яркий пример консервативности Римской Церкви. Впрочем, в некоторых католических странах доныне сохранилось древнейшее молитвенное единоперстие, которым начертают крест на челе, как во II–VI вв.

О крестном знамении на Западе обязательно нужно сказать еще следующее. Оно в течение веков трансформировалось в некоторых католических странах в два очень распространенных жеста: 1) жест присяги (воинской и в суде): присягающий поднимает правую руку с западным двуперстием; (эта присяга очень напоминает русские слова «вот тебе крест — не вру» с осенением себя крестным знамением; так в России к нашему времени трансформировалось средневековое «крестоцелование»)

2) жест воинского приветствия: военнослужащий, приветствуя старшего по чину, прикасается к своему головному убору двуперстием. Это, несомненно, — трансформация жеста феодальной вассальной присяги младшего — старшему (рыцаря — своему сеньёру). Жест же средневековой рыцарской присяги происходит, вероятно, как и христианское двуперстное благословение, от античного жеста добропожелания.

Петербуржцы, желающие убедиться в справедливости сказанного, могут доехать до ст. метро Купчино и там в проходе между торговыми павильонами увидеть бронзового Швейка, приложившего двуперстие к своему воинскому кепи солдата армии Австро-Венгерской Империи (которая вся была хранительницей всяческих традиций, в том числе и этой).

(Здесь будет кстати отметить, несколько отвлекаясь, великолепный пример глубокой консервативности и традиционализма (не на словах и в декларациях, а на деле) Римско-католической Церкви — совершение Ею молитвенного крестного знамения слева направо. Ведь крестовидно знаменовать свое чело перстом правой (десной) руки, как делали христиане древнейшей эпохи, предпочитая, как все в их время правое (десное) левому (шуему), удобно только слева направо! (и сверху вниз) — эти направления крестного знамения были вполне естественно, бесхитростно, без споров и обсуждений (поэтому не вполне ясно, когда) перенесены и на осенение крестом всего тела. Замечу, что переход на христианском Востоке к совершению крестного знамения справа налево соответствовал постепенной символизации всего богослужения, свойственной восточному символизму и несвойственной западному рационализму, и был ее частью. Приблизительно то же произошло со многими церковными традициями, например: 1) появление в большинстве восточно-христианских Церквей квадратных престолов вместо древне-христианских прямоугольных, сохранившихся в Римско-католической Церкви (и в самой консервативной из восточных Церквей — армянской) доныне; 2) замена на Востоке в VI–VIII вв. древнейшей утилитарной раннехристианской базилики символистическим центрально-купольным храмом, чего не произошло на Западе, где доныне большинство храмов, как древних, так и нового времени, и строющихся сейчас — базилики; 3) появление на Востоке высокого иконостаса, закрывающего священника и священнодействие от глаз молящихся; и мн. др. в духе той же символизации богослужения).

Греки же в середине XVII в. имели (как и доныне имеют все православные Церкви, кроме русских старообрядческих) два разных перстосложения: вышеописанное трехперстное для крестного знамения, и имянословное (то есть изображающее перстами греческие буквы, начальные и конечные в словах: Iисус Христос, то есть IС ХС) для священнического благословения. В имянословном благословении персты складывают так: вытянутый указательный означает I, согнутый средний — С, перекрещенные безымянный и большой палец — X, и согнутый мизинец — С; получается ICXC. Это странное, не обоснованное кем-либо и чем-либо, не описанное кем-либо и когда-либо, неслыханное и невиданное и даже не упомянутое кем-либо и где-либо до конца XVI в., а в России неслыханное до середины XVII в. раздвоение перстосложения — совершенно явная, откровенная и неприкрытая ломка — яснее всего другого, конечно, показывало тогда неправоту греков в этом пункте их спора с русскими. Именно к этому нововведению можно прямо и буквально отнести слова соловецкой челобитной 1667 г.: «Учат нас тому, о чем не точию мы, но и прадеды, и отцы наши <���…> и слухом не слыхали» [40, с. 37].