Шишкин Владимирович - Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVIII веках

Четвертая волна дворянской эмиграции сосредоточилась в основном в Англии, которая в общем оставалась в стороне от Тридцатилетней войны и до поры до времени являлась удобным и безопасным укрытием. Анри де Кампьон, клиент герцога де Бофора, незаконного внука Генриха IV, косвенно причастный, как и его патрон, к заговору Сен-Мара, бежал вместе с герцогом в Лондон. В своих мемуарах он перечислил всех главных персонажей эмиграции: «Герцог Вандомский, ...герцог д'Эпернон, маркиз де Ла Вьевиль, граф де Монтрезор, граф д'Обижу, господа де Фонтрай, Варикарвиль уже бежали сюда, спасаясь от мести кардинала». Герцоги де Вандом и Бофор — собственно, побочные сын и внук Генриха IV — находись в ссоре с Ришелье еще с 1626 г. — времени первого крупного заговора против министра, причем[245]герцог Вандомский жил в Англии с 1629 г. Он не мог простить кардиналу также смерть в Венсеннской тюрьме своего родного брата — шевалье де Вандома, который не успел бежать из Франции. Оба герцога являлись руководителями лондонской эмиграции. Графу д'Обижу и сиру де Фонтраю во Франции грозила смертная казнь как ближайшим сообщникам Сен-Мара. То же можно сказать о Монтрезоре и Варикарвиле, которые к тому же были замешаны в мятежах 1636 и 1641 гг.

Определенное исключение в истории дворянской эмиграции представляет бегство в Англию в 1638 г. видного французского аристократа герцога Бернара де Ла Валетта, с 1642 г. носящего титул герцога д'Эпернона, после военного поражения французов, которыми он командовал, в битве с испанцами при Фонтараби. Известно, что король и кардинал очень I строго наказывали маршалов и генералов, ответственных за военные неудачи. В лучшем случае наказание ограничивалось ссылкой и обязательством продать свою должность. Однако поражение армии герцога стало одной из самых тяжелых катастроф за всю историю франко-испанского противостояния. В корреспонденции епископа Бордоского, Анри д'Эскубло, есть копия письма короля к Ла Валетту, написанного сразу же после этого события: «Мой кузен, неприятные слухи, связанные с тем, что случилось при Фонтараби, идут Вам во вред, равно как и Ваши заверения в том, что Вы невиновны. Все это заставляет меня просить Вас прибыть ко двору для объяснения Вашего поведения и отчета о Ваших действиях». Смысл королевского послания очевиден — Бернард де Ла Валетта по приезду в Париж ждал судебный[246] процесс. Ришелье пишет в мемуарах, что Лa Валетт бежал в Англию с ближайшей свитой своих офицеров-клиентов, которых затем посылал во Францию извиняться перед королем. Обвиненный Парижским парламентом в ответственности за поражение и измене своему долгу, в 1639 г. герцог заочно был осужден на смерть.

Как видно, случай с герцогом де Лa Валеттом и его свитой был исключением на фоне политической эмиграции, так как был связан лишь с боязнью наказания за конкретную военную неудачу, хотя сам факт пребывания в эмиграции герцога, женатого на побочной сестре короля, приобретал политическое звучание. В 1643 г., подобно другим эмигрантам, он вернулся в Париж. Таким образом, в Англии собрался социально и политически разнородный лагерь эмигрантов, который очень напоминал прежние лагеря своим составом и численностью и вместе с тем отличался от них тем, что практически не имел связей с двором.

Главной целью эмиграции была организация за границей борьбы с Ришелье и поддержка всех конспиративных устремлений внутри Франции, главным образом при дворе и меньше — в провинции. Дворяне не считали себя врагами короны, полагая своим долгом борьбу с режимом, олицетворяемым Ришелье, — «тиранией», перечеркнувшей все их политические свободы. Можно еще раз отметить, что активность Французской эмиграции часто зависела от испанского внешнеполитического курса. Испания всякий раз использовала эмигрантов, когда возникала благоприятная ситуация для подрыва внутренней стабильности Франции. Подготовка к мятежам и закулисные[247] интриги сопровождали первые две волны эмиграции непрерывно. Все они, однако, были обречены на неудачу в силу прочности альянса короля и кардинала и стабильного положения «кардиналистов» при дворе и в провинциях. Вслед за каждым поражением оппозиции королевская власть все более укрепляла свое положение. Поддержка эмиграции двором во многом была пассивной, что предопределило ее крах. Одерживая победы над придворными и провинциальными мятежниками, равно как выигрывая военные и дипломатические сражения, Ришелье тем самым усугублял положение эмиграционных лагерей.

Исследование эволюции абсолютистского строя в эпоху позднего Средневековья и раннего Нового времени неизбежно порождает обращение к основным институтам абсолютной монархии и обществу того времени. В западной историографии политическое устройство Франции XVI—XVIII вв., называемое «Старым режимом», олицетворением которого считают полудеспотическую власть короля, который правил государством с помощью армии, разветвленного бюрократического аппарата и дворянского, паразитирующего на теле Франции, двора. Сделав себя почти неограниченным источником власти и упразднив большинство традиционных социально-политических привилегий, корона пыталась покончить с самим духом средневекового сословного представительства, традиционных судебных институтов и сеньориальных прерогатив, ограничивающих ее полномочия. С этой членам сословных провинциальных штатов и парламентов, представителям дворянских и церковных ассамблей предлагалась заманчивая возможность приобщения к власти и богатству при дворе короля, который со временем стал мощным институтом[251] давления на корону, от позиции которого зависела вся политика страны. Пребывая в уверенности, что, подчинив двор, тем самым можно дисциплинировать главную социальную силу государства — дворянство, французские монархи недооценили то обстоятельство, что они окружают себя свитой, которой можно не только приказывать, но с интересами которой нужно считаться. Знать Франции, отличавшаяся особенно высоким самосознанием и свободолюбием по сравнению с аналогичными элитами других стран, зачастую подчинялась короне только для того, чтобы извлекать выгоду из своего нового положения, и не упускала шанса любым путем добиваться от короля материальных благ. Король, несомненно, зависел от воли своего двора, борьбы дворянских клиентелл, общественного мнения, формировавшегося в стенах двора и распространявшегося затем по всей стране. Абсолютная монархия во Франции в своих взаимоотношениях с двором так и не стала абсолютной.