Сергей Волков - 1918 год на Украине

«Мы балакаем на нашей мови, – часто говорили они, – и нихай нам не мишають. Но диты хай вчатся по-русски и хай книжки пишут тоже по-русски – хто куды не пидався – на Москву, або в Сибир, або на Кавказ – так надо, чтоб був обчий язик».

Это не было отрывочными или мимолетными впечатлениями. Эти мысли и настроения мы наблюдали на всем пройденном нами огромном пространстве от Екатеринослава до Крыма. Конечно, среди молодежи и фронтовиков была известная доля настроенных по-иному – симпатизирующая то большевикам, то Петлюре, но это было меньшинство, чаще всего из деклассированного войной элемента, отвыкшего от деревенской обстановки и работы и искавшего иной, легкой и прибыльной жизни. Из таких, а также и из оставшегося не у дел городского населения и формировались петлюровские, махновские и советские войска, где прослойка действительно идеологически настроенных людей была чрезвычайно тонка.

Две недели пути прошли спокойно: нас никто не тревожил.

Наконец подошли к днепровским плавням и втянулись в дефиле – 25-25 верст шириной – между Днепром слева и железной дорогой справа.

Ясно было, что именно здесь нас должен был подстерегать противник и загородить дорогу. События разыгрались, как только мы подошли к большому селу, уже в Херсонской губернии – Ново-Воронцовке. Наступила огненная неделя похода.

Здесь была первая от Хортицы дневка – стояли даже два дня: надо было отдохнуть, привести в порядок оружие и ориентироваться.

Пока корпус отдыхал, мы, то есть броневой дивизион, были посланы в сторону Днепра разведать возможность переправы. Под проливным дождем уже глубоким вечером мы добрались до плавней.

Не могу не вспомнить один эпизод.

Едем среди кромешной тьмы, мокрые, злые, голодные – и вдруг как сказочное видение: перед нами вырастает широкий двор, наполненный экипажами, ярко освещенный дом, откуда доносится музыка и в окнах мелькают танцующие пары. Ошарашенные этим, мы остановились, протирая глаза. Оказалось, что это большое имение одного из Великих Князей, управляющий которого, поляк, устроил праздник (это был канун католического Рождества), созвав знакомых и приятелей из окрестностей. Они приехали целым караваном с верховым вооруженным эскортом.

Нас радушно пригласили на чай. Было совершенно невероятно очутиться после тьмы, грязи, дождя, двухнедельного похода через примитивные деревни среди сияющих огнями комнат, в компании прекрасно одетых мужчин и нарядных, надушенных дам…

Как сказочное видение промелькнул разрешенный командиром час – и вот мы снова на подводах и едем по утлой дороге среди болотистых плавней через деревянные дрожащие мосты, где ветки деревьев то и дело хлещут по лицу, а дождь уже промочил и одежду, и обувь.

В смысле защиты здесь была бы идеальная переправа, то есть единственная дорога через болота могла бы долго охраняться даже небольшим отрядом. Но когда мы утром, добравшись до Днепра, увидели всю окружающую обстановку, то поняли, что она невозможна, так как не оказалось никаких перевозочных средств – нигде в окружности.

Только к вечеру мы возвратились в корпус, пробыв почти двое суток в дороге.

На другой день разыгрался самый большой и длительный бой нашего похода.

Ареной его послужил огромный луг версты в 3-4 шириной между селами Марьинским и Ново-Воронцовкой. Петлюровцы несколько раз ходили в атаку, но всякий раз отступали с потерями, хотя их силы были значительно больше. О действии наших частей штаб отзывался выше всяких похвал.

В особенности показала пример выдержки и стойкости добровольческая дружина, части которой, бывшие в заставе в это утро, приняли первый удар. Артиллерия меткой стрельбой поддерживала контратаки нашей пехоты и много способствовала отражению противника.

Много говорили о беспримерной работе медицинского персонала. Сестры и санитары под огнем подбирали раненых, а врачи не покладая рук работали в лазарете.

Бой шел целый день, и только к вечеру атаки противника прекратились.

Выждав некоторое время, корпус в ту же ночь двинулся дальше.

Бой под Воронцовкой физически ослабил корпус: у нас выбыло более 5 процентов боевого состава, сильно увеличился лазаретный обоз, убито было человек 20.

Но дух не был сломлен. Бой показал, что корпус был хорошо сплоченной боеспособной частью.

Уже много времени спустя стало известно, что произошло в этот день на станции Апостолово в григорьевском штабе. Когда под вечер и в течение всей ночи туда стали подвозить раненых, Григорьев был вне себя. Вся станция была уже загружена, но их все везли и везли. Григорьев, схватившись за голову, бегал по перрону и вопил:

«Що воны зробилы, що зробилы… Як з ними воювать?»

Броневой дивизион участия в этом бою не принимал. Мы были посланы на рассвете верст за 12 на железную дорогу, между станциями Ток и Апостолово, чтобы задержать подкрепления противника. Разобрав рельсы и испортив телеграфные провода, залегли с двух сторон, замаскировав пулеметы в снегу. Вскоре показался со стороны Апостолова поезд. Очевидно, там что-то заметили, потому что поезд остановился. Мы открыли огонь, началась паника, поезд отошел назад, но за насыпью залегла цепь, и пошла перестрелка.

Наконец командир отряда, полковник Волоцкой, [148]послал приданный нам эскадрон новороссийцев ликвидировать это дело.

В несколько минут все было кончено, и поезд, забрав пары, умчался на Апостолово. В поле осталось несколько тяжело раненных петлюровцев. Их погрузили на подводу и в сопровождении двух наших офицеров отправили в ближайшую больницу. Подвода пропала без вести. Потом был слух, что петлюровцы зверски расправились с офицерами, несмотря на то, что они привезли их же раненых.

Мы подождали до сумерек, как было условлено, и двинулись назад. Стрельба из Воронцовки затихла, но вдруг забухали пушки сзади. Очевидно, из Апостолова был выслан бронепоезд и обстреливал место, где была стычка. Значит, мы убрались вовремя.

Долго ехали во тьме. Дорога ухудшилась. Появились какие-то рытвины, бугры. Наконец передние подводы стали. Перед ними оказался овраг. Сомнения нет – мы заблудились.

Послали конницу на разведку. Остальные собрались в кружок вокруг двух железнодорожников, которые, испугавшись, сбежали с задержанного нами поезда и попали к нам «в плен».

Они рассказывали, как накануне Григорьев отдавал последние приказания командирам своих частей и для наглядности чертил им диспозиции шашкой на перроне.

По диспозиции выходило, что все его силы были разделены на четыре отряда. Первый должен был атаковать корпус в Ново-Воронцовке. Второй – с тыла. Третий – с фланга. А четвертый – загородить дорогу к Днепру на случай, если кто-нибудь все-таки прорвется.