Сергей Платонов - Под шапкой Мономаха

Пресбург стоял на островке на реке Яузе. По словам очевидца, эта была «настоящая маленькая крепость, обнесенная с трех сторон деревянными стенами, а с четвертой, у входа, землею в виде вала, с настоящим подъемным мостом, и вся окруженная водой; четыре маленькие башни заменяют в ней бастионы, а в середине против входа сделаны еще большие ворота с башней наверху».

Один из современников определенно говорил, что Петр «помалу привел себя теми малыми полками в охранение от сестры или начал приходить в силу»; «а из стрелецких полков возлюбил Сухарева полк и всякое им награждение давал и к себе привлек или, сказать, верными учинил».

Это слова Берхгольца, присутствовавшего в 1724 году при торжественном сожжении этого дома самим Петром во время большого маскарада. В «Записках Юста Юля» (1710 года) этот дом характеризуется, как «небольшое, неказистое, плохое подворье, построенное исключительное из леса и напоминающее священнический двор в Норвегии».

Девица Анна Моне – одна из ранних и довольно крепких привязанностей Петра; она сблизилась с Петром около 1692 года.

Так, в первое его посещение Дрездена, в 1697 году, Петр, слушая за парадным обедом оркестр, так воодушевился, что «сам взял барабан и в присутствии дам стал бить с таким совершенством, что превзошел далеко барабанщиков». То же бывало и в позднейшие годы.

Первьм «патриархом» был Матвей Филимонович Нарышкин, «муж глупый, старый и пьяньй», по словам Куракина. Он умер в 1692 году, и после него патриархом стал учитель Петра Никита Зотов с титулом «всешутейший отец Иоаникит Пресбургский, Кокуйский и Всеяузский патриарх». Таковым Зотов оставался до самой своей смерти в 1717 году.

Берхгольц видел «обитель» в самом конце жизни Петра, в 1724 году, и говорит, что она состояла из большого числа разного звания людей, которые, приехав за царем в гости, заняли три стола о 20 или 24 приборах каждый. За одним из столов поместились одни простолюдины, которые разными кривляниями и забавными выходками стараются развеселить Петра, когда он не в духе; бывший среди них, во время обеда у герцога Голштинского, один простой матрос становился на голову и принимал удивительные позы.

Он тому же учил и других. Так, в 1705 году он писал Б.П. Шереметеву, разбитому шведами: «Не извольте о бывшем несчастии печальны быть (понеже всегдашняя удача много людей ввела в пагубу), но забывать и паче людей ободриватъ».

Позднее, в 1700 году, пред самым началом войны со Швецией Петр издевался над недальновидным Книперкроном и лживо уверял его в своем миролюбии и приязни к Швеции.

Любопытно, что начальнику этого авангарда Апраксину Петр категорически запрещал разорять Ингрию: «Словесно вам говорено и в статьях положено, чтоб не трогать». Допуская разорение Лифляндии, царь Ингрию хотел сберечь для себя. Также пред вероятным взятием Риги, в 1709 году, он стал запрещать разорять и Лифляндию: «…что разорят, то все приходится впредь нам же исправлять».

Петр писал: «Шлютельбурх».

Этот путь в XVII веке определялся так: «…старою прямою дорогою от Орешка Ладожским озером… и Сясью и Тихвиной реками приезжают на Тихвину, а с Тихвины ездят к Москве и по городам»; «та дорога из-за рубежа к Москве старинная, прямая, а не объезжая: от Ладожского озера до Москвы 550 верст, а через Новгород до Москвы 760 верст». Но и Новгород по Волхову пользовался той же дорогою из-за рубежа; и для него Нева имела значение.

Много раньше Петр писал: «Буде же изволите пожалеть пушек больших (которых ни пятнадцати нет), и за тем, для Бога, не раздумывайте: мочно их в Неман кинуть» (Гродна находится на Немане).

Тот же мотив в депеше датского посланника Грунда из Москвы: Карл, по совету Мазепы, думал идти из Украйны на Белгород и на реку Донец, чтобы поднять там бунт против Москвы (декабрь 1708 —январь 1709 годов).

Слова Н.П. Михневича в его «Истории военного искусства». Они едва ли не основаны на словах фельдмаршала Реншельда, что в осаде Полтавы Карл «хочет иметь amusement». Но Стилле разъясняет, что на военном языке того времени «amusement» значило «демонстрация», а не «забава» (Stille A. Carl XII. Р 181).

Обстоятельнее мой взгляд на кампанию 1709 года я изложил в статье «К истории Полтавской битвы» (Платонов С.Ф. К истории Полтавской битвы //Русская старина. 1909. Январь. С. 28–34; Его же. Статьи по русской истории. СПб., 1912. Т. 1. С. 435–443). Мое понимание дела совпало со взглядами шведских историков; особенно в помянутом выше труде Стилле много данных, оправдывающих мой взгляд, почему я и решаюсь держаться его вопреки возражениям военных историографов.

Несмотря на свое кощунство со «всешутейшим собором», Петр был набожен и любил посещать богослужение. В 1721 году «il fait ses devvotions plus atten tivement que l’ordinaire avec des mea　culpas, gevnuflexions et beaucoup de baisers en terre» (Лефорт) / «он исполняет религиозные обряды более внимательно, чем обычно, с покаяниями и многочисленными земными поклонами»/.

«I n’a ni rote, ni pdtd, ni ne s’est curd: les dents» («он не рыгал, не издавал звуков, не ковырял в зубах»).

Этот герцог сватался за дочерей Петра и получил руку старшей, Анны. От этого брака произошел император Петр III.

Иногда эти лекарства бывали очень странны: 15 июня 1714 года Петр «принимал лекарство, мокрицы и черви живые истолча, и кушал дома»; на следующий день тоже «принимал мокрицы и черви, и кушал дома и был весь день дома».

Относящиеся сюда подробности, часто совершенно непристойные, можно уразуметь из монографии М.И. Семеновского «Петр Великий как юморист» (Семеновский М.И. Петр Великий как юморист // Семеновский М.И. Слово и дело! СПб., 1885. С. 279–338). Печатается моя статья о «Великобританском» филиале «всешутейшего собора», из иностранных купцов, лекарей и ученых, существовавшем много лет в Петербурге (Платонов С.Ф. Из бытовой истории Петровской эпохи. Ч. I: Бенгоколлегия или Великобританский монастырь в С.-Петербурге при Петре Великом // Известия Академии Наук СССР. 1926. № 7–8. С. 527–546; Ч. II: Любимцы Петра Великого: Медведь, Битка и другие // Известия Академии Наук СССР. 1926. № 9. С. 655–678. Обе части статьи публикуются в настоящем издании).

Нельзя разделять представления Серова и о внешности Петра: «Он был страшный: длинный, на слабых, тоненьких ножках и с такой маленькой, по отношению ко всему туловищу, головкой, что больше должен был походить на какое-то чучело с плохо приставленной головой, чем на живого человека. В лице у него был постоянный тик, и он вечно кроил рожи: мигал, дергал ртом, водил носом и хлопал (?) подбородком…» Из всех изображений Петра удался Серову только «Кубок большого орла» (Грабарь И. В.А. Серов: Жизнь и творчество. М., 1913. С. 248–249).