Павел Мельников-Печерский - На горах (Книга 1, часть 1)

- Людских речей, Василий Петрович, не переслушаешь,- сухо ответила ему Марья Ивановна.- Однако же что-то холодно стало. Сойти было в каюту да чаю хоть, что ли, спросить. Согреться надобно. И медленной, величавой походкой пошла.

- Кто такая? - спросил Меркулов у Василья Петровича.

- Алымова, помещица,- отвечал Василий Петрович.- Соседка нам будет. Мы и сами прежде алымовские были, да я еще от ее родителя откупился, вольную, значит, получил.

- Зачем же это она так рядится? - спросил Никита Федорыч.- Старица не старица, а бог знает на кого похожа. В дорогу, что ли, она так одевается?

- Завсегда так: и дома, и в гостях, и в дороге,- сказал Василий Петрович.

- Что за чудиха?

- Кто ее знает... Теперь вот уж более пятнадцати лет, как этакую дурь на себя напустила,- сказал Василий Петрович.- Теперь уж ей без малого сорок лет... Постарела, а посмотреть бы на нее, как была молоденькой. Что за красота была. Просто сказать - ангел небесный. И умная она барыня и добрая.

А много ли крестьян у нее? - полюбопытствовал Меркулов.

- Сот шесть, пожалуй и больше наберется,- молвил Василий Петрович.- В нашей вотчине три ста душ, во Владимирской двести да в Рязанской с чем-то сотня. У барина, у покойника, дом богатейший был... Сады какие были, а в садах всякие древа и цветы заморские.- Опять же ранжереи, псарня, лошади... Дворни видимо-невидимо - ста полтора. Широко жил, нечего сказать.

- А все Марье Ивановне досталось?

- До последней капельки. Одна ведь только она была. При ней пошло не то житье. Известно, ежели некому добрым хозяйством путем распорядиться, не то что вотчина, царство пропадает. А ее дело девичье. Куда же ей? Опять же и чудит без меры. Ну и пошло все врознь, пошло да и поехало. А вы, смею спросить, тоже из господ будете?

- Нет, я саратовский купец Никита Федоров Меркулов. - Так-с. Хорошее дело, подходящее, значит можно с вашей милостью про господ повольготней маленько говорить... Я и сам, государь мой, алатырский купец Василий Петров Морковников. Маслами торгуем да землями заимствуемся помаленьку, берем у господ в кортому, в годы. Заводишки тоже кой-какие имеем,- живем благодаря бога, управляемся всевышней милостью.

Теперича для нашего брата купца времена подошли хорошие: господа почитай все до единого поистратились, кармашки-то у них поизорвались, деньжонкам не вод,- нам, значит, и можно свой интерес соблюдать. Вот теперь про волю толки пошли - дай-ка, господи, пошли свое совершение. Тогда, сударь, помаленьку да потихоньку все дойдет до наших рук,- и земли и господские дома, все. Заверяю вас. Одно только нашему брату теперича надо в помышленье держать: "не зевай"... Смекалку, значит, имей в голове. А вы, государь мой, чем торгуете?

- Рыбой да тюленем,- отвечал Меркулов.- Ловим по волжским низовьям да в море, а продаем у Макарья.

- Вот господь-от свел! - весело молвил Морковников.- Не имеется ль у вас, Никита Федорыч, тюленька у Макарья-то?

- Теперь нет, а дня через два либо через три будет довольно,- ответил Меркулов.- Я сам от Царицына ехал при тюлене, только в Казани сел на пароход, чтоб упредить караван, оглядеться до него у Макарья, ну и к ценам приноровиться.

- Так-с! Дело это хорошее,- поглаживая бороду и улыбаясь, сказал Морковников.- Может, и сойдемся... Поставил я, изволите видеть, заводец мыловаренный.. Поташных у меня два давненько-таки заведены, а с Покрова имею намерение мыловарню пустить в ход. По нашим местам добротного мыла не надо, нашим чупахам, особливо мордовкам, не яичным рожи-то мыть, им годит и тюленье. А рубахи да портки стирать и тюлень будет им на удивленье,- все-таки лучше мыловки али волнянки (Мыловка - ископаемое, мыловатое на ощупь, из породы талька, вещество, употребляемое при валянье сукон. Волнянка - растение Diantus superus. И мыловка и волнянка употребляются по захолустьям вместо мыла.). Советовался я кое с кем... Свел меня однажды господь этак же вот, как и с вами, на пароходе с одним барином.

Из Петербурга его от вышнего начальства посылали осматривать да описывать здешние заводы и фабрики. Свиделся я еще после того с ним у одного нашего помещика. Ну и побеседовали. Ума, сударь, палата, а к настоящему делу речи не подходящи. Надо, говорит, варить мыло из оленки (Олеин. ) да из соды. Про тюленя да про поташ и слышать барин не хочет. А кажись бы, человек хороший, душевный, хитрости в нем не видать ни на капельку... Ну, я его не послушался,на поташе с тюленем хочу испробовать. Куда нашим мордовкам соду да оленку! Толстоногие чупахи (Мордовки навивают на ноги множество портянок и полотенец, так что ноги у них, ровно бревно. Это почитается большой красой и щегольством. Оттого мордовок и зовут толстоногими либо толстопятыми. ), пожалуй, заместо пряников хорошее-то мыло сожрут. Не можно ль у вас, Никита Федорыч, тюленька мне получить? Только мне потребуется не мало. Найдется ли столько у вас?

- А сколько? - спросил Меркулов.

- Да тысяч восемь пудов потребуется,- с важным видом молвил Морковников.

- Найдется,- сказал Никита Федорыч.- В десять не в десять раз, а в восемь раз больше того удовлетворить вас могу.

"Э! Да это, видно, из коренных рыбников",- подумал Василий Петрович и со сладкой улыбкой масленого лица обратился к Меркулову, прищурив левый глаз.

- А как ваша цена будет?

- Не знаю еще. Завтра, ежели вам угодно, повидайтесь со мной, тогда скажу,- ответил Никита Федорыч.

- Не в пример бы лучше теперь же здесь на досуге нам порешить это дельце,с заискивающей улыбкой молвил Морковников.- Вот бы мы сейчас с вами пошли в общу каюту да ушицу бы стерляжью али московскую соляночку заказали, осетринки бы хорошенькой, у них, поди, и белорыбицы елабужской можно доспеть. Середа ведь сегодня - мясного не подобает, а пожелаете, что же делать? Можем для вас и согрешить - оскоромиться. Бутылочку бы холодненького роспили,- все бы как следует.

- Ежели хотите, пожалуй, позавтракаем вместе, теперь же и время,- сказал Меркулов.- Только наперед уговор: ни вы меня, ни я вас не угощаем - все расходы пополам. Еще другой уговор: цена на тюлень та, что будет завтра на бирже у Макарья, а теперь про нее и речей не заводить. Маленько нахмурился Василий Петрович.

- Два бы рублика за пуд положили, и по рукам бы,- сказал он.

"Два рубля! - подумал Меркулов.- Вот оно что! А писали про рубль да про рубль с гривной... Не порешить ли?" Однако не решился. Сказал Морковникову:

- Через сутки, даже раньше узнаете мою цену. А чтоб доказать вам мое к вам уважение, наперед согласен десять копеек с рубля уступить вам против цены, что завтра будет на бирже у Макарья... Идет, что ли? - прибавил он, протягивая руку Морковникову.

- Идет,- радостно и самодовольно улыбаясь, вскликнул Василий Петрович.- А не в пример бы лучше здесь же, на пароходе, покончить. Два бы рублика взяли, десять процентов, по вашему слову, скидки. По рублю бы по восьми гривен и порешили... Подумайте, Никита Федорыч, сообразитесь,- ей-богу, не останетесь в обиде. Уверяю вас честным словом вот перед самим господом богом. Деньги бы все сполна сейчас же на стол...