Павел Мельников-Печерский - В лесах (Книга 2, часть 4)

- С какой, Патап Максимыч? - с ясным взором и доброй улыбкой спросила Марья Гавриловна.

- Да вот насчет того векселя... Послезавтра срок. Как были вы у нас на Настиных похоронах, сами тогда сказали, что согласны отсрочить...

Мне бы всего месяца на полтора. Надеясь на ваше слово, денег я не сготовил. Безо всяких затруднений можно бы было и больше той суммы перехватить, да видите - теперь вдруг подошло... Тогда при моей скорби-печали, сами знаете; до того ли мне было, чтоб векселя переписывать... А теперь уж сделайте такую вашу милость, не откажите, пожалуйста. Все векселя, что даны мне за горянщину, писаны до спуска флагов у Макарья, значит, по двадцать пятое августа. Уж сделайте такую милость, Марья Гавриловна, перепишите векселек-от на два месяца, по девятое, значит, сентября.

- С великим моим удовольствием,- ответила Марья Гавриловна.- Не извольте беспокоиться, Патап Максимыч... Так точно, сама я тогда говорила вам, чтоб вы не хлопотали об уплате на срок... Вот Алексей Трифоныч сейчас приедет, доложу ему, что надо завтра непременно тот вексель переписать.

- А сами-то вы? - спросил Патап Максимыч.

- Сами вы муж, сами семьи голова, Патап Максимыч,-улыбнувшись, промолвила Марья Гавриловна.- По себе посудите - стать ли замужней женщине в такие дела помимо мужа входить?.. У меня все ему сдано... Посидите маленько, не поскучайте со мной, он скоро воротится. Пароход сегодня в Верху отправляет хлопоты.

Колом повернуло сердце у Патапа Максимыча. Приходится поклониться Алексею. "Не во сне ль это?" - думает высокомерный, спесивый тысячник, и багровый румянец обливает лицо его, кулаки сами собой стиснулись, а черные глаза так и засверкали искрами. "И угораздило ж ее за такого талагая (Талагай - болван, неуч, невежа.) замуж идти!.. Ему кланяться!.. Алешке Лохматому... Да пропадай он совсем!.. В разор разорюсь, а не поклонюсь ему!..

Ох, дура, дура!.. Погоди, матушка, погоди - облупит он тебя, как липочку, да, кажись, немного уж осталось и обдирать-то тебя!..

Вдруг по всему дому звон раздался. Давно ль не умел Алексей сладить со звонком на крыльце у Колышкина, а теперь сам приделал звонки к подъезду "благоприобретенного" дома и каждый раз звонил так усердно, как разве только деревенски ребятишки звонят о Пасхе на сельских колокольнях.

- Приехал,- молвила Марья Гавриловна, и как-то неловко стало ей перед Патапом Максимычем. Слегка засуетилась она.

Бойко, щепетко (Щепетко - щегольски, по-модному, но неловко. Щепетун щеголь, щепет - щегольство. Слова эти употребляются в простом народе Нижегородской и других поволжских губерний. ) вошел Алексей. Щеголем был разодет, словно на картинке писан. Поставив шляпу на стол и небрежно бросив перчатки, с неуклюжей развязностью подошел он к Патапу Максимычу. Как ни сумрачен, как ни взволнован был Чапурин, а еле-еле не захохотал, взглянув на своего токаря, что вырядился барином.

-Наше вам наиглубочайшее! - закатывая под лоб глаза, нескладно повертываясь и протягивая руку Патапу Максимычу, с ужимкой сказал Алексей.Оченно рады, почтеннейший господин Чапурин, что удостоили нас своей визитой! Нехотя подал Патап Максимыч ему руку, еще раз с головы до ног оглядел Алексея, слегка покачал головой, но сдержался - слова не молвил. Одно вертелось на уме: "Наряд-от вздел боярский, да салтык-от остался крестьянский, надень свинье золотой ошейник, все-таки будет свинья".

- Садиться милости просим, почтеннейший господин Чапурин,- говорил Алексей, указывая на диван Патапу Максимычу.- А ты, Марья Гавриловна, угощенья поставь: чаю, кофею, "чиколату". Чтобы все живой рукой было! Закуску вели сготовить, разных водок поставь, ликеров, рому, коньяку, иностранных вин, которы получше. Почтенного гостя надо в акурат угостить, потому что сами его хлеб-соль едали.

- Спасибо на памяти про нашу хлеб-соль,- сухо промолвил Патап Максимыч.Не беспокойте себя понапрасну, Марья Гавриловна. Ни чаю, ни кофею, ни закусывать мне теперь не охота... И за то благодарен, что хлеб-соль моя не забыта.

- Помилуйте, почтеннейший господин Чапурин, как же возможно вашу хлеб-соль нам позабыть? - молвил Алексей.- Хоша в те времена и в крестьянстве я числился, никакого авантажу за собой не имел, однако ж забыть того не могу... Справляй, справляй, а ты, Марья Гавриловна... Не можно того, чтоб не угостить господина Чапурина. Сами у него угощались, и я и ты.

- Пожалуйте, Патап Максимыч, не побрезгуйте нашим угощением. Мы ото всей души,- сказала Марья Гавриловна и вышла.

И Патапу Максимычу и Алексею было как-то неловко, тягостно. Еще тягостней показалось им, когда они остались с глазу на глаз. Молчали, поглядывая друг на друга.

- Пароход сейчас отправил,- заговорил, наконец Алексей.- Хлопот по горло. Известно дело - коммерция!.. Насилу отделался.

- К Верху побег?..- чтобы что-нибудь сказать спросил Патап Максимыч.

- Как есть в акурат, угадали: в Рыбну,- ответил Алексей.

- С кладью?

- Неужто погоним пустой?.. Не расчет-с!.. На одних дровах обожжешься!..- с усмешкой промолвил Лохматов.- Две баржи при "Соболе" побежали: с хлебом одна, другая со спиртом. Фрахты ноне сходные.

- Чего? - спросил Патап Максимыч.

- Фрахты, говорю, ноне сходные. Двенадцать копеек с пуда... Оно, правда, на срок, с неустойкой.

- Фрахты! Вот оно что! Цены значит, а я, признаться, сразу-то не понял,слегка усмехнувшись, проговорил Патап Максимыч.

Не укрылась мимолетная усмешка от Алексеева взора. Ровно ужалила она его. И вскипело у него яростью сердце на того человека, на которого прежде взглянуть не смел, от кого погибели ждал...

- Пожалуйте, Патап Максимыч,- входя в гостиную, приветливо молвила Марья Гавриловна.- Захотелось мне в своих горницах вас угостить. Милости простим!..

Нахмурился Лохматов, кинул на жену недружелюбный взор, однако встал и пошел вслед за ней и за Патапом Максимычем.

- Ты бы, Марья Гавриловна, амбреем велела покурить,- сказал он, подняв нос и нюхая изо всей силы воздух.- Не то кожей, не то дегтем воняет... Отчего бы это?

Вздрогнул и побагровел весь Патап Максимыч. Отправляясь к молодым, надел он новые сапоги. На них-то теперь с язвительной усмешкой поглядывал Алексей, от них пахло. Не будь послезавтра срок векселю, сумел бы ответить Чапурин, но теперь делать нечего - скрепя сердце, молчал.

Усердно потчевала гостя Марья Гавриловна. Но и лянсин ( Высший сорт чая.), какого не бывало на пирах у самого Патапа Максимыча, и заморские водки, и тонкие дорогие вина, и роскошные закуски не шли в горло до глубины души оскорбленного тысячника... И кто ж оскорбляет, кто принижает его?.. Алешка Лохматый, что недавно не смел глаз на него поднять. А тот, как ни в чем не бывало, распивает себе "чиколат", уплетает сухари да разны печенья.

- Самый интересный этот напиток "чиколат,- бросил он небрежно слово Чапурину.- Как есть деликатес! Попробуйте, почтеннейший!.. Отменнейший скус, я вам доложу... Самый наилучший - а ла ваниль... У вас его, кажись, не варят?.. Попробуйте...