Владимир Рудаков - Монголо–татары глазами древнерусских книжников середины XIII‑XV вв.

Характерно, что, если «поганая литва» осознается автором пространной Повести как « чужой » (« не-наш ») этнос (в рассказе говорится, что литовцы «токмо имени его (Дмитрия. — В. Р .) бояхуся и трептаху», «не яко при нонешних временех — литва над нами издеваются и поругаются» [516]), то Олег Рязанский характеризуется как « свой », более того — православный, но только отступивший от веры . Характерно, что «худый Олег Рязанский» назван автором « не снабдевшим своего крестьяньства », « отпадшим сана своего от Бога », «кровопивцем крестьяньским, новым Иудой предателем », который « на своего владыку бесится», а также « Святополком новым », «отступником нашим , отступившим от света въ тму» [517].

В пространном рассказе о Куликовской битве, вслед за краткой летописной повестью, внимание читателей акцентируется на том, что « беззаконие » Мамая послужило главной причиной нашествия. Вместе с тем книжнику удается найти компромиссный вариант при решении проблемы относительно того, каким образом завершается «гнев Божий», проявлявшийся в том числе и в «нахождении поганых» на Русь. По мнению летописца, несмотря на неосуществившееся исправление русского общества от грехов, Господь все‑таки помогает русским победить полчища ордынцев и их союзников. « Милосердие Божие », проявившееся в посланном русским полкам заступничестве «небесных сил», выступает в Повести в качестве главного фактора победы. Однако, как оказывается, помощь «свыше» отнюдь не «бескорыстна». Русские получают поддержку Господа, поскольку среди прочего стремятся «постыдить и посрамить» противников христианства — татар [518], «да не ркут невернии: «Где есть Богъ ихъ?»» [519].

Цель русскими явно достигнута, при этом причины ее достижения под конец оказываются понятными даже «поганым» (Мамай «рече: «великъ Богъ крестьяньский и велика сила его»» [520]). Образ татар несколько размыт за счет введения в рассказ фигур Мамаевых союзников: последние получают характеристики, схожие с теми, которые даются татарам. В значительной степени ни этническая, ни конфессиональная принадлежность «поганых татар» практически не привлекают интерес книжника. В гораздо большей степени его интересует тема «заступничества Божия» и наказания «беззаконных». В полном объеме эта тема получает развитие в наиболее позднем произведении о Куликовской битве — «Сказании о Мамаевом побоище».

Восприятие монголо-татар в «Сказании о Мамаевом побоище» во многом было предопределено стержневой, программной темой произведения — темой победы русских над «безбожными», победы, достигнутой благодаря Божьему милосердию и заступничеству «небесных сил». В краткой форме основная фабула повествования дана автором «Сказания» уже в заглавии Осн.: «Начало повести, како дарова Богъ победу государю великому князю Дмитрею Ивановичю за Даномъ над поганым Мамаем, и молением Пречистыа Богородица и русьскых чюдотворцевъ православное христианство — Русскую землю Богъ възвыси, а безбожных агарянъ посрами » [521].

Указанная идея развивается во всех ранних (Осн. и Летоп.) редакциях памятника: « возвыси Богъ род христианскый, а поганых уничижи и посрами их суровство , яко же въ прежние времена Гедеону над мадиамы и преславному Моисию над фараоном » [522]. Таким образом, борьба Дмитрия и Мамая, получившая в пространной летописной Повести вполне определенные — вероисповедные — оттенки, в «Сказании» приобретает законченный вид как борьба православия с «поганством» , борьба, в которой заступничество Божье выступает в качестве решающей силы, предопределившей исход битвы.

Действительно, автор «Сказания», по-видимому, исходил из того, что главная цель Мамая — «разорение» и «осквернение» православной веры . Темник идет « разорити православную веру и осквернити святые церкви », при этом « всему христианству хощеть покорену от него быти, яко не славило Господне имя в людех Его ». При этом сам Мамай назван в рассказе «злый христьанскый укоритель » (Осн.), « злый христьанскый ненавистникъ и разоритель » (Летоп.), «злый христьанскый искоренитель » (Распр.) [523]. «Поганый» « ратует на христианство », идет на Русь, «неуклонно яряся на христианство и на Христову веру » [524]. В результате его нашествия, как полагает Дмитрий Иванович, может « погыбнуть оставъшее (после предыдущих побед «поганых». — В. Р .) христианство » [525]. Косвенным подтверждением того, что, по мнению древнерусского книжника, замыслы Мамая имели антиправославную направленность, является характеристика, данная автором «Сказания» действиям союзников «поганого» темника — литовского и рязанского князей. «Ныне же едина вера, едино крещение, а къ безбожному приложишася въкупе гонити православную веру Христову», — пишет автор «Сказания» [526].

В соответствии со своими представлениями об антихристианской направленности похода Мамая книжник дает крайне нелестные эпитеты самому темнику и всему его воинству. Вообще, по мнению Л. А. Дмитриева, в «Сказании» «противопоставление русским татар проведено чрезвычайно прямолинейно», отсюда и образ Мамая, как полагает исследователь, «строится как антитеза Дмитрию Донскому» [527]. В «Сказании» Мамай назван «нечестивым царем», « поганым », « безбожным », « идоложрецом и иконборецем», «ненавистником и врагом роду христианскому», « свирепым зверем », который, « аки лев ревый пыхаа, аки неутолимая ехыдна гневом дыша », идет на Русь. Мамай в описании автора повествования « еллинъ верою », он действует будучи « ослеплен умом, того бо не разуме, како Господу годе, тако и бысть ». Татары под стать своему предводителю названы « безбожными агарянами »,« безбожными половцами » (иногда два эпитета соединяются в « безбожные половци агаряны »),« безбожными печенегами », « погаными татарами », « погаными измаилтянами », « погаными нечестивыми половцами »,« языком половетцьким », « нечестивыми », « погаными супостатами »,« супротивными »,« злыми сыроядцами ». Татары (« великая сила татарская » [528]) многочисленны : Мамай « многи орды къ своему великому воинству съвокупи» [529], «безбожный» «грядеть… съ многыми ордами и съ всеми силами» [530], « неисчетно многое множество въинства его силы, никому не мощно исчести » [531], во время битвы « мнозим полкам поганых» « от великиа силы несть бо имъ места , где разступитися» [532].

Отличительной чертой «Сказания о Мамаевом побоище» является именование ордынского темника Мамая царским титулом (союзники Мамая именуют его « великим царем », « всесветлым царем », « волным царем » « царям царем »; русские же — « безбожным », « поганым », « нечестивым », но все‑таки « царем »). В тексте произведения мы практически не встречаем иных вариантов титулования «поганого» (всего лишь однажды, да и то — в тексте одной только Осн., Мамай назван « князем от въсточныа страны») [533]. Весьма показательно, что составитель «Сказания» в данном случае существенно изменил, так сказать, «формуляр» своего основного источника — пространной летописной Повести, (в ней Мамай, как мы помним, назван «ординским князем », который никоим образом «царем» не является, а, наоборот, таковым лишь себя «мнит» — «разгордевся, мневъ себя аки царя » [534]). Судя по всему, произведенная замена титулатуры не была случайной. Введение в текст указаний на якобы «царский» статус Мамая связано с вполне сознательным стремлением автора обратиться к актуальной для своего времени теме противостояния русского великого князя ордынскому «царю».