Л Мерцалова - Сталинизм и война

Новейшие исследования, подчеркивает Штрайт, показали, что приказ об уничтожении в момент пленения комиссаров Красной Армии в большинстве немецких дивизий неукоснительно выполнялся. Это вскрывает несостоятельность попыток ряда генералов доказать, что они блокировали этот приказ. В мае 1942 г. Гитлер вопреки своему желанию отменил его. С этого времени комиссары должны были направляться в концлагерь Маутхаузен, где подлежали "уничтожению работой". В ОКB пришли к выводу, что первоначальный приказ о комиссарах усиливал сопротивление РККА. Все приказы вермахта о советских пленных носили ярко выраженную идеологическую окраску. Советский солдат объявлялся недочеловеком. Попытки отдельных лиц улучшить положение пленных наталкивались на глухую стену в руководстве вермахта, экономики. Начальник ОКВ Кейтель отверг предложение начальника военной разведки Канариса вернуться к традициям рыцарских войн.

В конце октября 1941 г. ОКВ решило изменить отношение к советским пленным. Крах скоротечной войны обострил проблему рабочей силы в промышленности. С ведома Гитлера несколько увеличили рацион питания, ограничили произвольные расстрелы. Но положение пленных по-прежнему определялось фразой Г. Гиммлера: "Рассматривать эту человеческую массу как полезное ископаемое". Вследствие длительных лишений в конце 1943 г. среди пленных снова резко усилилась смертность. Расчеты на использование их в качестве рабочей силы в целом не оправдались. Наибольшее число пленных, занятых в германской экономике, составляло 631 000 в августе 1944 г., т. е. 11% общего числа пленных. Подавляющее их большинство было неработоспособно и умирало. Отношение к ним со стороны предпринимателей, как правило, было обусловлено идеологической ненавистью и соображениями наживы. "Высшим законом", считал генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы гауляйтер Заукель, должно стать "выбить из восточных пленных как можно больше"{33}.

В отечественной и зарубежной историографии нет единого мнения о причинах неимоверных потерь РККА. Л. Рыбаков-ский видит эту причину в низком профессиональном уровне армии, он делает общее заключение: непрофессиональная армия традиционно ориентирована на победу числом, а не умением. По его данным, во всех крупных европейских войнах Россия теряла на одного погибшего солдата противника трех своих. В этом он видит "самый сильный аргумент в пользу профессиональной армии". Однако представляется необходимым осуществить специальное исследование проблемы, прежде чем говорить что-то определенное. В схеме Рыбаковского отсутствует очень важный момент: в чем особенности проявления названной им тенденции в войне 1941-1945 гг. Иными словами, как соотносятся сталинистское военное руководство и небывало высокая цена победы.

Ряд авторов пытается объяснить большие потери внешними обстоятельствами. Агрессор с его человеконенавистническими целями и человекоубойной промышленностью, на самом деле, виноват во всем, но лишь в конечном счете. Здесь правомерно напомнить вопросы: как оказался он в глубине чужой земли, кто позволил ему истребить миллионы беззащитных людей. Можно встретить противопоставление "беспощадного использования людских масс советским руководством... бережливому введению в бой с использованием больших материальных средств англо-американским"{34}. Эта схема объясняет лишь часть известных фактов. Нельзя отрицать прямую связь между огромными потерями Красной Армии и уровнем сталинистского руководства. Необходимо учитывать, однако, и крайне несправедливое распределение военных усилий внутри антифашистской коалиции. В то время, как СССР сковывал главную мощь общего противника, США и Англия накапливали оптимально необходимые силы и средства, свободно выбирая время, образ и место действий. Определенным кругам удалось добиться желаемого: пусть немцы и русские больше убивают друг друга. И дело здесь не только в искусстве или коварстве западной дипломатии. Как уже отмечалось, все это объясняется, в первую очередь, просчетами во внутри- и внешнеполитической деятельности Сталина и его группы.

Мнению зарубежных специалистов об особенностях советского военного искусства весьма созвучно суждение, появившееся недавно в отечественной литературе. Некоторые авторы утверждают, что якобы вообще не было победы СССР, поскольку ее добились такой кровью; что виновников неоправданных потерь необходимо исторгнуть из истории; что РККА закончила войну, не умея воевать, залила кровью своей, завалила врагов своими трупами. Это также крайность{35}. "Не умеющий воевать" не победил бы и большой ценой. Зарубежные военные историки, подчеркивая вклад Красной Армии в дело победы, не сбрасывают со счетов успешных ее операций, особенно 1944-1945 гг.

В ряде новейших публикаций представлены различные суждения советских военных историков, как повторяющиеся в течение десятилетий, так и претендующие на новизну. Таков тезис о жестокой политике агрессора по отношению к советскому населению как причине непомерных потерь СССР. По мнению Рыбкина, "большая разница в потерях - это, прежде всего, результат различного политического характера войны". В этом суждении - доведенный до абсурда классовый подход, влияние тезиса о нациях агрессивных и миролюбивых. На самом деле зло - в порочном руководстве одной из "миролюбивых наций". Анфилов, признав скороговоркой преступления и просчеты Сталина, утверждает, что "главная причина наших огромных потерь - ожесточенность борьбы с агрессором". "Эта война, - говорил Гитлер, - будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке сама жестокость - благо для будущего". В таком духе враг и действовал. Ставка в этой войне была: либо жить, либо быть уничтоженным{36}. Автор прав, только далеко не во всем. "Ожесточенность" в боевых действиях - оружие обоюдоострое. Почему же она принесла такие потери СССР, а не Германии? "Жестокость Гитлера" действительно обусловила смерть в плену миллионов красноармейцев. В условиях обычной войны пленным гарантируется жизнь. Но по чьей вине миллионы красноармейцев оказались в фашистском плену?

Соотношение потерь пытаются обойти молчанием с помощью самых различных приемов. Кривошеев объясняет рост людских потерь "высокой технической оснащенностью" воевавших армий{37}. Но почему другим армиям это оснащенность позволила решительно уменьшить потери? И, главное, такой довод совершенно не проливает свет на наш вопрос: соотношение потерь сторон на советско-германском фронте. "Пацифисты кричат, - утверждает Филатов, - что победа досталась слишком дорогой ценой! А поражение было бы дешевле?" Но это же подмена тезиса. Генерал неловко ушел от вопроса о цене победы к вопросу о цене поражения, о целесообразности защиты Родины. Н. Раманичев как будто идет по тонкому льду: в 1944-1945 гг. "конечный результат операции порой затмевал объективную оценку того, какой ценой достигался успех". Сталин выражался не так витиевато и куда более определенно: "выполнить задачу, не считаясь с жертвами". Хорьков вместо "порой" вводит слово "иногда": "Не всегда даже оправданные, справедливые политические цели достигались глубоко продуманными, всесторонне взвешенными военными средствами... иногда жизни людей приносились в жертву желанию первым отрапортовать об успехе". Тюшкевич признал, что наступление на Висле началось 12-14 января 1945 г. при "неполной готовности войск", что "конечно, увеличивало число наших потерь". Но сделал абсурдную с точки зрения военной теории даже начала XIX в. оговорку. Она по сути дела лишает историка права судить об этом решении Сталина или исключает возможность сколько-нибудь объективной оценки. "На каких же весах, - восклицает автор, - измерить целесообразность или политический, стратегический, нравственный приоритет того или иного решения?! Все тут, по-моему, зависит от конкретной ситуации и от мировоззренческой позиции исследователя, от системы его приоритетов"{38}.